Форум » «Ларец со сказками» » [30.12.2022 г.] Так близко и так далеко » Ответить
[30.12.2022 г.] Так близко и так далеко
Storyteller: Время действия: 30 декабря, пятница. Место действия и его примерное описание: Хогвартс, пустая спальня для мальчиков, где на данный момент находится только Джеймс и куда заглянул Гарри. Действующие лица: Гарри и Джеймс Поттер. Ситуация: отцы и дети. /ЭПИЗОД ЗАВЕРШЕН/
Ответов - 8
Harry Potter: Гарри долго мялся в нерешительности перед тем, как зайти в комнату мальчиков. Пять дней прошло с тех пор, как сын не появлялся дома, сдерживая своё слово. Пять дней прошло с тех пор, как дочь не сказала ему не единого слова. Как он не видел улыбки на лице своей любимой жены. Как Ал просто не знал, что ему сделать, чтобы спасти семью. Когда из комнаты сына не доносилось не единого звука, и Альбус и Лилиан были тише воды ниже травы - в доме вдруг стало так тихо, он опустел, потеряв одного из своих хозяев. Им сложно было привыкать к такой жизни, и вот Гарри, поцеловав любимую жену, сказал, что все остыли и теперь пришло время ему поговорить с Джеем. Что он должен сделать это сам. И вот теперь от сына его отделял всего лишь дверной проём. Так близко и так далеко. Гарри решительно толкнул дверь и практически сразу встретился взглядом с глазами того, по кому так безмерно скучал последние дни. Пожавив огромное желание кинуться к сыну и заключить его в горячие объятия, Гарри, попытавшись проявить уважение к его решению и обидам, тихонько прошёл и сел на кровать напротив сына, надеясь, что тот хотя бы сразу не убежит. Джеймс, нам нужно поговорить. Да ты и сам это знаешь. Позволь мне сказать тебе что-то. Дальше молчание затянулось. Все слова, которые Гарри проговаривал про себя, измеряя свою комнату размашистыми шагами, выпали как по волшебству. Он ёрзал на своём месте и отчаянно перебирал свои пальцы, уставившись в пол. И вдруг он очнулся, подумав, что если бы он хотел вернуть сына домой, у него вряд ли бы вышло что-то. Но ведь смысл его прихода был вовсе не в том, чтобы сломить волю Джея. Напротив, он только стремился, чтобы они научились друг друга понимать и заново учились ладить. Он начал с того, что можно было назвать неожиданным, подняв, наконец, глаза, которые теперь лучились мягким, хотя и беспокойным, светом, глядя на сына с бесконечной любовью. Он снова был тем самым Гарри, который всегда был за сына горой и не позволял себе на него орать, особенно при других. Помнишь, в детстве я рассказывал вам с братом о дарах смерти? О том, что я не взял бузинную палочку, самую сильную волшебную палочку в мире, но никогда не объяснял причины. Я не взял её потому, что в глубине душе не был уверен, что сумею с ней совладать. И что однажды я не почувствую себя королём мира. И вот теперь я вижу в тебе ту самонадеянность, которая нашёптывает тебе, что ты бы тоже не стал пользоваться огромной силой, если бы она была дана тебе, но именно самонадеянность порой ведёт нас к краху, какими благими намерения бы мы не несли. Не думаю, что ты сделал что-то не так, сынок. Я боюсь за тебя. Ты сможешь понять этот страх, только когда сам станешь отцом. И ведь ты не признаёшь вариантов, ты поступаешь лишь так, как считаешь нужным. И ты видишь свой путь правильным, не думаешь, что на пути каждого умного может найтись кто-то мудрее и опытнее. Не все волшебники добрые, сын, и на лице у них это не написано. и не думай, что ты такой ловкий и умелый, что сумеешь отличить правду от лжи. Наверняка Джеймс понимал, каких усилий стоило отцу подобрать такие слова, чтобы объяснить ему, что у него на душе. Один только рассказ про дары смерти чего стоил - в детстве Джеймс пытался распрашивать его о них, но Гарри старался уйти от болезненной темы. И сейчас он фактически признавался сыну в той слабости, в которой однажды признался Дамблдор ему самому - что он не уверен, что справился бы с таким могуществом. И сейчас пытался донести до сына, что он верит и всегда верил в то, что Джеймс никогда бы не стал злым волшебником. Но что в нём, как и в отце, как и в любом человеке, есть качества, которые, при наличии обстоятельств, могут растормошить его тёмную сторону. И на данном этапе этим качеством Гарри считал Картера. И он являлся их с Джеем камнем преткновения, потому, что Джей доверял ему безгранично, а Гарри же не дал ни единого шанса хотя бы допустить мысль, что тот может быть тёмным магом со светлыми мыслями. Я боюсь за тебя, потому, что порой ты берёшь на себя слишком много и сам много от себя ожидаешь. Я верю в тебя, но я сам непонятно зачем поставил тебе эту планку. Ты сказал, что хотел равняться на меня и мне было так важно услышать это, пусть даже в том контексте. Но ты должен понять, что тебе не нужно равняться на меня и делать то, что я от тебя ожидаю, чтобы оставаться моим сыном. Чтобы я любил тебя. Ты имеешь право учиться на своих ошибках. Чему-то я тебя научил, а чему-то ты учишь меня. И если ты поступаешь иначе, это не значит, что ты не имеешь на это право в моих глазах. Гарри трудно давались слова по началу, потому, что в голове так и крутились воспоминания, которые причиняли ему боль, открывали всё ещё кровоточащие раны, когда Джеймс сказал ему "будет лучше, если у тебя будет только один сын". Но, по мере продвижения этого монолога, на протяжении которого Джеймс молчал, крылья Гарри раскрывались. Потому, что он понимал, что делает правильно то, что говорит с сыном как отец, наконец, а не как какой-то тиран. И даже если Джеймс сейчас предпочитает его ненавидеть, он всё равно был и будет его родным сыном, его кровью, его маленьким мальчиком. Такая уж отличительная черта любого родителя, и делайте с ней, что хотите. Голос Гарри звучал уже более уверенно, теперь он шёл в правильном направлении. В тот момент, когда решил, что главное, это не эгоистические мысли о том, что нужно непременно помириться с Невом, вернуть сына домой. В приоритет он поставил то, что нужно забыть все конфликты с другом ради общего дела и найти силы сказать ему то, что должен сказать давно. И отпустить Джея в свободное плавание, сказав ему, как он дорог своей семье и ему, и постараясь дать ему некий совет как отец. Он старался теперь больше думать о других, меньше о себе. Спасибо Молли, которая его подтолкнула. Спасибо Элис, которая открыла ему глаза. Гарри не собирался сейчас говорить, что методика его преподавания кардинальным образом изменится. Он никогда не говорил, он просто делал и всё. Сын сам увидит. Правда, теперь исправить междуусобные войны между факультетами будет непросто. Чего стоила одна отвисшая челюсть гриффиндорца, который забежал вчера ему в кабинет и с радостью в голосе заявил, что его дочь, Лили, водит дружбу со слизеринкой! И какого же было его удивление, когда Гарри поправил очки и ответил - "что ж, ей виднее, каждый имеет право сам выбирать себе друзей. И если ты говоришь об Элис Суттенлей, то лично я ничего против не имею". Когда гриффиндорец ушёл, Гарри вдруг осознал, что натворил. Гриффиндорцы, львы Хогвартс, превращались его стараниями в заносчивых мальцов, которые начинали считать цвет своих мантий исключительным, а положение - лучше, чем у других. Они начинали всё больше кичиться не своими успехами, а успехами родителей и доносить на других. В этом свете Гарри уже почти не сомневался, что истории о нападении учеников в красно - золотой форме на слизеринцев вовсе не были преувеличены. И вот теперь ему предстояла борьба с этим подпольным движением рука об руку с сыном, хочет он того или нет. Так, чтобы не уязвить достоинство гриффиндорцев, но чтобы позволить подняться и слизеринцам. Гарри был в полной растерянности, но энергии было - хоть отбавляй. Но сейчас самым важным для него было сбросить огромный камень с дущи сына, который отец сам туда невольно повесил. ОН выжидательно смотрел на Джея. Слово оставалось за ним. Наконец-то Гарри морально готов был выслушать сына. Даже если теперь было так поздно для нажатия по тормозам.
James Potter: Пять дней. Пять суток, полных испытания на прочность воли и душевных сил. Пять дней одиночества. Пять ночей кошмаров и бессоницы. Пять суток на то, что бы прмириться с данностью - теперь ты один. Он выдержал это все - и стал прочнее и сльнее в несколько раз. Как раскаленный клинок, которому уже предали нужную форму, приобретает прочность в холодной воде - так он наконец стал самим собой, попробовав на вкус и одиночество, и боль. Теперь Джеймс сидел на кровати, отцетливо ощущая за тонкой дверью другого человека, который не мог не прийти. С которым теперь его связывали только кровь и немного недосказанных слов. Когда отец вошел, он даже не пошевелился, уверенный в своей правоте, не чувствующий ничего лишнего - ни тоски, ни обиды. Прошлое превратилось в тень, и осталось совсем не много того, что он мог сказать отцу. Когда Гарри закончил свой монолог, Джеймс поднялся и, не оглядываясь на него, отошел к окну. Молчание затягивалось, а Джей все пытался найти слова и определить ту меру, которую может открыть. - Не всякому можно доверить могущество, - наконец сказал он, глядя на тонкую полоску горизонта, - Я родился наделенным силой, не знаю уж, почему, кто так распорядился, кто назначил мне быть чуть более талантливым, чуть более умелым, сноровистым, памятливым, хитрым... Но я родился с силой, которой никогда не умел толком управлять, со способностями, которые не знал, как развить. Я метался из крайности в крайность, пытаясь найти себя, и в один день понял, что я и что должен делать, - Джеймс резко развернулся и пронзительным, горящим взглядом посмотрел на отца, - В тот день в пустой учительской, где я искал крестного, я встретился со своим профессором. Со своим будущим Учителем. С Энтони Картером. Я всегда рос как твое подобие, кактвоя тень, и чтобы не делал, куда бы небросался, во мне видели тебя, деда, твоего крестного - но никто не мог разглядеть меня. А он, этот преподаватель, который только пару месяцев как появился в школе - смог. Он понял меня, увидел кем я являюсь и кем могу стать. Он смог дать мне то, чего не мог дать никто, даже ты. Потому что ему я мог открыться полностью. Не потому что я доверял ему больше - перед ним я мог не стыдиться того, что в моей душе есть та тьма, которую ты так ненавидешь и против которой столько боролся. И когда в один из дней я встал на пороге между светом и тьмой и почти сорвался - меня смогли удержать только вовремя напомненые слова Учителя. И только он смог указать мне верный путь. Я сейчас скажу тебе то, что ты и так уже знаешь, или думаешь, что знаешь. Картер - темный маг. И на его руках есть кровь, я это знаю. Но благодаря ему я понял свой путь. И когда он предложил мне темные знания, я отказался. И он знал, что я откажусь, только потому и предложил. Я очень горд, я самоуверен, но я не глуп. И я ненавижу тьму, ненавижу зло не меньше тебя. Но зло ведь не в магии - оно в сердцах. И когда мне предложили могущество, я отказался от него, так же, как и ты - потому что знаю и знал, чем я стану, если позволю себе принять его. И именно поэтому я не оступлюсь. Никогда. Я не хотел, чтобы ты знал просто потому, что стыдился себя и боялся показаться тебе недостойным. Никто, даже вы, моя семья, самые дорогие мои люди, или мои друзья - никто не знает, какой я на самом деле. И я всей душой надеюсь, что вы никогда этого не узнаете. Я хотел быть лучше, чем есть на самом деле, я хотел, чтобы вы считали меня лучше... и за это я поплатился. Еддинственное, о чем я хочу тебе сейчас сказать - я никогда не приму Темную магию. И никогда не пойду против справедливости - такой, какой я ее вижу. Больше мне нечего тебе сказать. Джеймс снова отвернулся к окну. Дышать было неожиданно легко, будто теперь, когда он высказал все то, что должен был, последние оковы, стягивающие его эти последние пять дней, спали, и больше ничего не мешало ему жить и действовать.
Harry Potter: Теперь пришло время для Гарри внимательно слушать речь сына, которого, как и отца, прорвало, хотя тот ожидал гораздо более сухой реакции от Джея, самолюбие которого он буквально порезал в канун Рождества, сам того не желая. Но Джей повёл себя гораздо более взешенно, что несказанно Гарри приободрило. И всё же, Гарри с трудом сдержал крик души, почему, почему, почему?! Почему Джей так сильно обижен на него за недоверие, однако сам не смог довериться ему до конца, когда было ещё не поздно спасать их семейные отношения. Почему он решил, что Картер поймёт его лучше родного отца, почему не дал Гарри шанса? Гарри прекрасно знал ответы на этот вопрос. Он пропадал на работе, он горел там и у него не оставалось ни сил ни энергии слушать проблемы детей. Больше того, он считал, что в их возрасте проблем как таковых вообще быть не может. Прости, что меня не было рядом, когда ты нуждался во мне, сын. Я должен был заметить то, что заметил, как оказалось, Энтони. Я не обязан доверять ему, но я обязан принять то, что ты вырос и можешь уже выбирать свой путь сам. Поверь мне, я знаю, что за неблагодарная работа пытаться стать лучше в глазах других и - особенно - своих близких. Не знаю, как умудрился не разглядеть, что это бремя упало на тебя, Джей. Я, конечно, не ясновидящий, но я должен был увидеть, насколько моему сыну сложно. А я вместо этого только давил на тебя и требовал непонятно чего. Мне очень горько, что я смог это понять, только когда всё стало рушиться. И спасибо тебе, сынок, что ты всё же нашёл в себе силы несмотря на случившиемя рассказат мне всё, как есть. Твой дух гораздо сильнее, чем мой. Ты не мечешься и идёшь к твоей цели. Я только боюсь, что не всегда это будет играть тебе добрую службу. Кажется, впервые за долгое время Гарри произнёс имя Энтони без ненависти. Его буквально трясло от мысли, что Картер сумел стать для его сына вторым отцом, если не сказать первым. Что ему Джей открыл свою душу и доверил проверку своей судьбы. Джеймс ведь сам признавал то, что гордость родилась раньше него. Да, он мог её себе позволить, но если он считал, что сможет на раз противостоять Империусу искуссного мага Воландеморта, то глубоко заблуждался... как заблуждался сам Воландеморт, который одержал поражение не потому, что был слабее. А из-за своей гордости, из-за того, что он не ставил никого рядом с собой как соперника и считал свои силы бессмертными. И ведь он был почти прав, вот только из-за некоторых просчётов он пал. Хотя... может быть, сын был прав? Может быть, сработал эффект попутчика? Может быть, Гарри бы никогда не смог устроить сыну настолько жёсткую проверку, которая была ему необходима? Да уж, всё что смог Гарри, неоднократно наорать на Джея прилюдно, ударить его и обвинить во всех смертных грехах. Гарри с трудом поднялсяна ноги, впившись побелевшими пальцами в свои привычно растрёпанные волосы. Силы словно высосали из него, и он был совершенно растерян и подавлен. С одной стороны, он был рад, что Джей, пусть и не желая идти на попятный, открыл ему то важное, что открыл бы давно, не веди себя Гарри как дурень. Но с другой, его связь с Картером была настолько дика, как если бы Гарри вот так доверился Воландеморту. И теперь, в предверии войны, ему хотелось бы точно знать, какую сторону гготов принять тёмный маг. Потому, что он всё равно страшился за будущее Джея, за то, что Картер мог направить его на бойню. Он знал, что его сын был умным мальчиком, точнее уже юношей, но он всё же трезво оценивал ситуацию. Картер был мудрее и опытнее. Чёрт бы его побрал. Сам от себя не ожидая, Гарри растянул губы в нервной улыбке и, не глядя на сына, отвернувшегося к окну, тихо заговорил снова. Когда ты родился, я был совершенно растерян. Я был ошарашен и старался впитывать все советы,которые давала нам твоя бабушка. Без неё мы с Джинни тогда пропали бы. Мы были молоды и совершенно не знали, как управляться с маленьким живым человечком. А теперь ты такой взрослый, а я словно вернулся в те времена, когда ты был крохой и, если ты плакал, я не знал, чем помочь тебе и что случилось и я не мог тебя понять. Когда родилась Лили, она была его первой и единственной дочерью, он совершенно не мог взять в толк, как обращаться с крохотной девочкой. а вот когда появился Альбус, Гарри был во всеоружии - вот и до сих пор легче всего ему было найти общий язык именно со средним сыном. Но ведь они с Джинни всегда души в детях не чаяли и любили их одинаково, отдавая каждому своё седце. Он перевёл дух, решив не делать вид, что не заметил слов Джея о "комплексе сына знаменительного отца". Но Джей, кажется, в упор не желал видеть очевидных вещей. Как Рон в день их знакомства, когда он увидел шрам Гарри и воскликнул "ух ты, вот это круто". Только ничего крутого там не было, кроме боли и ещё раз боли, как напоминании о прошлом. Я знаю, Джей, как относятся к вам с братом и сестрой из-за того, что ваши родители - герои войны. Знаю, что говорят за спиной про детей этого Поттера со шрамом. И больше, чем уверен, что вы неправильно понимаете его суть. Этот шрам, Джей, стал для меня великим горем. Представь, что нас с твой мамой не стало. Что нас убил злой волшебник и на пямять оставил тебе вот такой шрам. Как думаешь, видя эту отметину в зеркало, ты испытывал бы радость? Гарри устало полуприкрыл глаза. Они с сыном не были готовы до конца пойти друг другу навстречу и - тем более - в объятия. Но они готовы были делиться тем сокровенным, о чём умалчивали долгое время. Джеймс сказал, что сумел побороть свою тёмную сторону, что сумел подавить свою гордость и отказаться от власти. Гарри с отчаянием стиснул зубы. Слишком много перед его глазами прошло горьких примеров, что стало с теми, кто берёт на себя слишком много. Сириус, который так небрежно и ловко сражался, что не заметил притаившуюся в углу кузину, пославшего ему в лицо смертельное проклятие. Альбус Дамблдор, который так отчаянно хотел вернуть сестру к жизни и в результате погиб. Ему хотелось сказать Джею, что, что бы не было, он готов принять всё, потому, что Джеймс - его сын, что он всегда может к нему обратиться. Но слова застряли где-то в горле - слишком многое сделал Гарри, чтобы отдалить от себя Джея. Слишком Джей вырос упрямым, прямо, как его отец. Он стоял сейчас с такой прямой, как струна, напряжённой спиной, а его растрёпанные, как у Гарри, волосы, мягко очерчивал свет, исходящий от окна. Такая же, как у отца причёска, только пряди светлее, перемешавшись в генах Гарри и Джинни. Его старший сын. Джеймс, скажи мне, как ты намерен жить дальше? Один простой вопрос, проще некуда. Но никогда он не боялся ещё услышать ответ и никогда не накручивал себя так сильно, как сейчас, думая, что же теперь должен ожидать услышать. Он не собирался давить сыну на жалость или чувство ответственности - нет. Он должен решить это сам. Хотя, зная сына, тот уже это решил. И всё же, Гарри был рад, что решился сделать этот первый шаг навстречу ему. Гарри ведь везло так много раз за время войн. В этот раз могло не повезти. И меньше всего ему хотелось, чтобы в голове сына навек поселилась вина, что последние слова, которые он произнёс в его сторону были "я тебе больше не сын". Я должен принять своего сына таким, каким он есть или потерять его. И я теперь точно знаю, что должен делать. Остаётся надеяться, что для нас ещё не слишком поздно и не слишком всё сломанно.
James Potter: Иногда трудно подобрать слова, что бы другой человек понял правильно то, что у тебя на душе. Джеймсу иногда казалось, что легилименция в малых дозах - не такое уж плохое средство найти общий язык. Он обернулся к отцу, заглядывая в его зеленые глаза, полные печали, тоски и вины. - Ты не понимаешь, - с легкой улыбкой сказал он, - Тебе не за что извиняться. Я сам не хотел, чтобы ты увидел, что я переживаю. Я многое прятал от тебя - просто потому, что боялся показаться тебе хуже, чем ты хотел меня видеть. Я помню твою досаду, когда я ушел из команды по квиддичу - как я мог сказать тебе в тот момент, что играть на позиции ловца мне не позволяет гордость? Стать еще одним ловцом и звездой квидичча - я мог, и, я знаю, ты хотел этого для меня. Но я боялся, что тогда еще сильнее потеряюсь за вашей с дедушкой славой. Я никогда, слышишь, ни единого мига, не думал, что тебе было легко. Поверь, я знаю, я понимаю, сколько жертв ты принес ради нашего мира. Наши имена - напоминание об этом, - Джеймс замолчал и отвел глаза. На его лицо скользнула тень давней печали, - Знаешь, почему я терпеть не могу свой день рожденья? Потому что ты в этот день хоть и старался радоваться, но в глубине твоих глаз я всегда видел боль, и не понимал, почему ты грустишь? Неужели я что-то сделал не так? Потом, гораздо позже, я случайно услышал, что именно в этот день, 31 октября, погибли дедушка с бабушкой. И только тогда я понял - тебе больно, потому что ты смотришь на меня, а вспоминаешь того человека, которого толком и не узнал, который отдал жизнь ради твоей жизни. Я никогда, ни разу в жизни, не жалел, что родился твоим сыном, или что ношу имя деда. Меня всегда бесило только одно - что никто никогда не смотрел глубже имени и фамилии. Я родился гордым, отец, но я хочу гордиться не пустой оболочкой, данной мне от рождения. Я хочу чего-то достигнуть сам, чтобы ты тоже мог мной гордится. Я клянусь тебе, самому дорогому и важному мне человеку - я не оступлюсь. Я стану равным тебе, достойным тебя сыном. И тогда - и только тогда - я смогу назвать тебя отцом, не стыдясь самого себя. Вот теперь - действительно все. Джеймс закрыл глаза и вздохнул, толи с облегчением, толи с сожаением. Но пути назад уже не было. Он не сможет уже стать безаботным реьенком, ковыряющемся в своей песочнице. Уже был убит человек. Уже появилась в небе первая Черная метка. А значит, Учитель не ошибся. Значит, и ему пришло время вырости и пройти тот путь, что он себе отмерил. Отступать - некуда, да и не позволительно для того, кто носит фамилию Поттер.
Harry Potter: По мере продвижения рассказа сына, Гарри чувствовал, как внутри его что-то сжимается, но на сей раз не так, как раньше. Это было что-то светлое, всё то бесконечно нежное и сильное, что он чувствовал к своему сыну. Да, его мальчик вырос, он не спросил его, но разве дети спрашивают своих родителей, когда взрослеют? Глаза Гарри заблестели, когда Джеймс закончил говорить, но вовсе не оттого, что тот расстроился. Ты даже не представляешь, Джеймс, как я горжусь тобой в этот момент. Но и мне стоит сделать немало, чтобы ты мог мной гордиться. Гарри улыбнуся своему сыну, прекрасно понимая, что сам он своим поведением сделал слишком много того, что не следовало. Он не предал значения самому важному, обращая внимание на чепуху, размениваясь на ненужные никому скандалы. Он своим поведением разворошил змеиной клубок, из-за которого узы дружбы между факультетами дали трещену. И теперь, когда война была не за горами, он, Гарри Поттер, которого упорно величали надеждой этого мира, являлся едва ли не его разрушителем. Он с трудом прокашлялся, чтобы голос его звучал по прежнему твёрдо, хотя говорить ему было непросто. Так, как только может непросто отцу отпускать от себя своего ребёнка. Дать ему свободу, чтобы тот смог сам встать на ноги, не поддерживая его под руку. Потому, что он так решил, для него это было важно. Он не должен был ничего доказывать Гарри, но если для него это было важно, Гарри это уважал. Его зелёные глаза теперь лучились теплом, и он смотрел на своего сыны совершенно по-новому. Теперь он не сомневался, что его Джей уже вырос. И что скоро, вполне вероятно, не его будут называть сыном Гарри Поттера, а о Гарри станут говорить, как об отце Джеймса. Всё же откровенность за откровенность никто не отменял. Гарри не хотелось ворошить это, но он чувствовал себя обязанным это сказать, потому, что его сын должен был знать, даже если ему эта причина не покажеться веской, по крайней мере, что она была. Что была та причина, по которой его отец вышел из себя и сорвался на него. Джей, я должен был сразу сказать тебе, что меня так обеспокоило. Всё-таки я аврор, как-никак, и в чём заключается моя работа - ты прекрасно знаешь. Я чувствую тёмную магию и каждого, кто прикасался к ней. И когда я решил заняться Картером вплотную, то узнал, что он тайно занимается с тобой. Я был в шоке, потому, что ты не сказал мне об этом, но в ещё большем шоке был, когда решил, что Картер хочет тем самым подстраховать себя. Что если что-то всплывёт из его тёмного прошлого, я никогда не дам этому делу ход, потому, что тогда под ударом будет и мой сын. Я знаю, что тебе неприятно сейчас это слышать, но я обязан был сказать тебе это. И только теперь, выслушав тебя, я понимаю, что сделал поспешные выводы. Потому, что должен был думать больше не о планах Картера, а о том, что у тебя есть своя голова на плечах и что ты сам способен решать, что ты хочешь взять от этой жизни. Я был слеп, и то, что ты сказал мне сейчас, сделало меня зрячим, сынок. Мне только жаль, что я сразу не поговорил с тобой, как отец с сыном, а только кричал и кричал. Гарри тяжело вздохнул. Понятное дело, что в словах его был определённый резон, но, с другой стороны, у Гарри не было и мысли попытаться как-то разворошить прошлое Картера, чтобы отправить его в Азкабан. Конечно, то, что это могло бы затронуть его сына, не могло не повлиять, но это было вовсе не единственное причиной. Каким бы не было прошлое тёмного мага, на данный момент, при всей нелюбви к нему Поттера, он ни в чём плохом не был замечен - а Гарри наблюдал за ним очень внимательно. И теперь, в предверии войны, разбрасываться теми, кто могли бы стать сторонниками, не следовало. И даже познание Картера в тёмной магии могли бы сыграть им на руку, потому, что он касался того, чего касался Воландеморт и лучше разбирался в природе его излюбленной магии и - тем более - создании крестражей, о которых вообще мало кто что знал. Кроме того, Лили недавно буквально ошарашила отца новостью о том, что профессор Картер спас жизнь ей, Розе и Роксане. Да и вообще, Гарри ведь не бесился, что Картер преподавал ЗОТИ. Так почему же его так раздражало, что Джей захотел дополнительных знаний? Ответ так и напрашивался - потому, что с этим желанием сын пошёл не к нему. Но вот сегодня Джей сам ответил на все копошащиеся в голове вопросы. И ещё, сынок. Ты можешь жить отдельно, если ты так решил. Я уважаю это твоё желание. Но я хочу, чтобы ты знал, что ты всегда можешь вернуться и что мы все тебя всегда будем ждать. Каждый день И что мой дом - этотвой дом. И что ты всегда был, есть и остаёшься моим сыном, и я тебя очень люблю. Знаю, что часто бываю с тобой строг и несправедлив, но такой уж я есть, и в сорок лет это, наверное, трудно исправить. И, пожалуйста, навести маму. Она всегда держится молодцом, но ты не можешь не понимать, как она переживает теперь. Если ты принял решение жить самостоятельно, найди мужество поговорить с ней об этом и преподнести ей эту новость так, чтобы она не причиняла ей боли. Я мог бы поговорить с Джинни сам, но я думаю, ей очень важно, чтобы это сделал именно ты. И, будь добр, загляни к бабушке. Ты не знаешь, но был в её жизни непростой период, когда отношения Перси и твоего дедушки чем-то напоминали...хм...нашу с тобой ситуацию. И поэтому она, как бы там не храбрилась, остро реагирует на наш конфликт. Ты не виноват в этом - просто есть прошлое, которое давит на всех нас особенно остро. Просто позволь ей накормить тебя пирожками пару раз в месяц, и ей станет легче. Гарри улыбнулся сыну, не веря, что говорит ему это. Он ведь с огромным трудом выдавил из себя это одобрение по поводу раздельного жилья, потому, что ему страстно не хотелось отпускать сына далеко от себя. В семье же сейчас всё было вовсе не гладко, но Гарри и так многое сказал - правда то, что он обязан был сказать. Но на более развёрнутый рассказ он не решился, потому, что меньше всего хотел вызвать в сыне чувство вины. Гарри ожидал, что Лили прицепится к Альбусу, как банный лист и будет истерично его упрашивать не уходить, даже если он просто собрался бы прошвырнуться по улице, этого не произошло. Не пропадала она и у сестёр, напротив, её всё чаще можно было встретить во дворе, где она сидела на ветках любимого дерева Джея и Ала и тренировала какие-то заклинания. Гарри не понимал, что она старается лишний раз не тормошить Ала, только чтобы не донимать его, ведь ему было не менее сложно, чем ей, но, в отличии от сестры, он хотя бы пытался сохранить в семье зыбкий мир. Она не могла растормошить маму, потому, что каждый раз, как она пыталась провести с ней время, рядом оказывался отец, а видеть его она не могла. По вечерам Лилс пропадала в комнате Ала, но с утра всё начиналось сначала. И в этот момент Гарри понял, что просто не может её понять. Что со своими проблемами к отцу она не шла с ними никогда. Резко вспомнив что-то, он оживился и протянул Джею конверт, но под ним явно скрывалось что-то ещё. Это письмо просила тебе передать сестра, сынок. А ещё, я хочу сказать, что тебе доверяю. И возвращаю тебе твою вещь. Он улыбнулся сыну уже куда более уверенно. Он не собирался насиловать его душу и заставлять идти против своего решения. У них с Джеем всё ещё будет, просто сейчас - не то время. Под конвертом лежала карта мародёров. Гарри ему доверял. Письмо Лилс: "Мой дорогой братик! Прости, что я пишу тебе только сейчас, просто я подумала, что тебе нужно время отойти от всего происшедшего, и я не хотела мучить тебя распросами, которых бы ты точно не избежал, если бы я написала тебе сразу. Я в каждом письме Лис спрашивала её, как ты тут. Я очень тебя люблю, Джей. Я просто так растерялась, что не знала, куда себя деть первые дни. Но я знаю, всё будет хорошо. Никогда я ещё не ждала так окончания каникул. Мы с Алом жутко по тебе скучаем и любим тебя! Держись, братик! Скоро мы снова будем вместе. С огромой любовью, твоя Лили."
James Potter: Джеймс косо ухмыльнулся, но глаза были все такими же холодными и пронзительно печальными. - Отец, поверь, профессор Картер не противник, а скорее союзник. Я знаю, у него есть сильная причина ненавидеть Темного Лорда, и он никогда не пойдет на сделку с ним. Я... я видел и знаю многое из того, что не могу рассказать никому - это тайны Учителя, и ему решать, как ими распоряжаться. Но удар предет извне, я уверен. Я не знаю в Хогвартсе ни одного человека, который пойдет на сделку с Пожирателями Смерти. При следующих словах отца Джеймс помрачнел еще больше и отвернулся, стараясь скрыть боль и решительность, перемешавшиеся в его глазах. Пальцы судорожно сжали письмо сестры и Карту, но голос не дрогнул. - Я не отрекаюсь от семьи. Но пока... Пока я не могу вернуться. Прежде чем переступить порог твоего дома я должен многое сделать. Я уверен, ты не одобришь мое решение поступать в Академию Авроров, как и многое другое, - ты и Теда пытался отговорить до последнего. Но если где-то я и могу достичь поставленой цели, то начинать я должен там.
Harry Potter: Я не сомневался, что профессор Картер не присоединится к Воландеморту, Джеймс. Я боялся другого, того, что он хотел бы занять его место. Но потом я начал себя убеждать в том, что не имею права делать такие выводы о человеке только из-за его прошлого. В конце концов, профессор Снейп вообще был Пожирателем Смерти когда-то. Но не это характеризовало его, как человека. И я не имею права теперь не признать, что я испытал жуткую ревность поняв, что ты доверил ему свои тайны. Не задумавшись о том, что, как оказалось сегодня, у тебя были свои на то причины. Не спросив тебя ни о чём, о чём сейчас я очень жалею. В Гарри сейчас боролись две противоположности, что явно читалось в его словах. С одной стороны, он без истерик, спокойно выслушал от сына те слова про Учителя, на которые раньше бы разразился бы гневной тирадой или как минимум вызвал Картера на дуэль ни на жизнь, а на смерть. Он пытался, как умел, проявить уважение, к тому выбору, который сделал его сын. Но при этом, он ещё всё же не мог говорить с ним, как с равным, всё равно он не мог до конца избавиться от этой исключительно родительской черты - чрезмерной опеки, которая отнюдь не всегда идёт детям на благо. Хотя, Молли Уизли останется таковой до конца дней и она в этом вся. Но именно ей это придаёт совершенно особенную прелесть. И сейчас Гарри не мог до конца положиться на мнение сына о Картере, которого тот пусть знал явно лучше, чем Поттер - старший, тем не менее некоторых опасений Гарри это не убивало. Но зато при этом он всё же нашёл в себе силы и разум довериться сыну, довериться его выбору и тому, что он возьмёт от своего учителя только то, что сочтёт для себя честным и нужным. И в этом он не сомневался в своём сыне, и ему было бесконечно больно от мысли, что он вообще мог в этом усомниться. Что же, сынок, это твоё решение, и я не буду давить на тебя. Вот, возьми этот ключ. Он от нашего семейного хранилища. Только, прошу тебя, не отказывайся от этого. Потому, что если ты сейчас не готов видеться со своим отцом, это не значит, что его у тебя нет. Позволь мне быть спокойным за тебя хотя бы в этом. Гарри передал сыну ключ от хранилща в Гринготсс, где лежало фамильное состояние, чтобы Джей мог пользоваться им тогда, когда сочтёт нужным. Гарри с Джинни давным давно решили этот вопрос и сделали каждому из детей свой экземпляр. И ведь Гарри ожидал, что раньше всех он понадобится Джеймсу, но всё равно почему-то не был к этому готов. Впрочем, когда Альбус и Лили решат уйти в свободное плавание, они также получат свои ключи. В конце концов, не метаться же сыну по родственникам - Гарри не сомневался, что они будут счастливы Джею, но что его сын точно будет чувствовать себя неуютно, думая, что он стесняет родных, изменив их привычный жизненный уклад. Таким уж был его Джеймс, стремящийся к самостоятельности. Академия Авроров... лет десять назад я был бы счастлив, если бы ты пошёл по моим стопам, Джеймс. Но теперь в Аврорате всё встало с ног на голову. К сожалению, ни одна из существующих государственных организаций, призванная защищать этот мир, больше не может служить для этих целей на самом деле. Не верится, что я говорю это, но ты должен знать истиное положение вещей. Кроме того, грядёт война, сын. И я не уверен, что Академию вообще не расформируют из страха, что её захватят тёмные силы, как Хогварст когда-то. В эти смутные времена трудно быть в чём-то уверенным. Гарри задумчиво потёр подбородок, с горечью в голове признавшись в том положении вещей, в котором ему, как главе аврората, признаваться было просто нелепо. Но он не смел стоить себя перед сыном святошей, у которого всё под контролем. И если не всё спокойно в датском королевстве, Джеймс должен быть в курсе этих дел. Пусть лучше будет готов, чем потом у него резко на это откроются глаза. Пусть лучше сейчас обвинит отца в том, что он упустил в своей работе, чем узнает это из новостей или из посторонних уст. Да, его отец совсем не был прирождённым преподавателем, но аврором был хоть куда. И сейчас фактически расписывался в собственной некомпетентности, уязвляя своё же самолюбие. С Теддом была другая ситуация, Джей. Его бабушка очень просила меня хотя бы попытаться его убедть, и я не мог не проявить уважение к её просьба. Она потеряла зятя и дочь и не хотела подвергать внука опасности. Гарри развёл руками. Тут говорить было нечего - Андромеда потеряла свою дочь вскоре после того, как родился малыш Тедди, а всё, что успел Римус, это доверить Гарри быть крёстным, так, что фактически Тедд всегда жил на два дома и Андромеда с Гарри никак не могли его поделить. Но он не мог хотя бы не попытаться. Впрочем, у Тедда всегда было горячее, как у его отца, сердце. И он не мог поступить иначе. И вот теперь иначе не может поступить Джеймс. Смотрю на тебя и радуюсь, сынок. Ты гораздо более взешанный, чем я, и готов объяснить свою точку зрения и отстоять от неё. Так что, поверь, мне есть чему у тебя поучиться. Родителям вообще стоит чаще учиться у своих детей. Зелёные глаза всё также мягко изучающе смотрели на сына, как будто узнавая его заново. И всё же Гарри добавил, - Сынок, ты не виноват в том, что так совпало, что в день твоего рождения много лет назад случилось то, что случилось. И я никогда не смогу закрыть на это глаза. Но это не значит, что я вижу в тебе кого-то, кроме тебя. Знаешь, ведь Сириус всегда видел во мне Джеймса, моего отца, и я так и не смог до конца с этим смириться. И я никогда не виде в тебе никого, кроме тебя, Джей. Ни твоего дедушку, ни себя. Только тебя. И твой день рождения, несмотря ни на что, стал одним из трёх самых счастливых дней в моей жизни, потому, что восемнадцать лет назад твоя мама сделала меня самым счастливым на свете человеком.
James Potter: Фальшивые слезы могут ранить других, но фальшивая улыбка – только самого себя Джеймс улыбался. Старательно. Стараясь не показывать как больно далось ему это решение. Что он с трудом пережил эти пять дней одиночества и ожидания. Но, наверное, это было необходимо. Что бы сейчас не дрогнувшей рукой принять от отца ключ и напутствие. Чтобы снова подавить в себе желание разреветься и снова стать мальчишкой, доверчивым и искренне любящем родителей, и не заглядывающим дальше одного дня... Ты ведь знаешь, что принадлежишь не только себе? В этом мире нет ни одного человека, который принадлежал бы только себе. Каждый человек связан с кем-то ещё, и что-то с ним разделяет. И по-этому, ты никогда не будешь свободен. Вот почему это так весело, интересно, грустно...и дорого для нас... Он только и мог, что посмотреть в глаза отцу и чуть улыбнуться - уже по настоящему. - Я знаю. И я признателен тебе за это. Я надеюсь, однажды я снова смогу назвать тебя отцом. Прости за все. Я... Я люблю тебя. Не смотря ни на что. Джеймс резко подался назад и, порывисто развернувшись, вылетел из спальни. Больше действительно сказать было нечего. Оставалось только действовать. Так, как должно. Пока сами ничего не сделаете, это "однажды" никогда не наступит
полная версия страницы