Форум » «Ларец со сказками» » [30.12.2012 г.] Вспомнить всё » Ответить

[30.12.2012 г.] Вспомнить всё

Storyteller: Время действия: 30 декабря. Место действия и его примерное описание: пустынная гостиная Слизерина, обеденное время. Действующие лица: Элис Суттенлей и Нильс Нотт. Ситуация: Привет, Стен. Нам пора поговорить по душам, тебе так не кажется? Не кажется? Стало быть, мне придётся тебя убедить. Ты права, я умею чувствовать, когда тебе особенно нужен кто-то из тех, кто когда-то тебе был так дорог. /ЭПИЗОД ЗАВЕРШЕН/

Ответов - 9

Niels Martin Nott: Стен, я рад, что ты всё-таки пришла. Он как будто спиной ощутил, что она вошла в зал. А ведь сам, буквально минут десять назад, он нарочно задел её в столовой плечом - чтобы брякнуть, как на духу "жду тебя в общем зале как можно скорее". От обычно интеллегентного, если не сказать пижонского, на понтах, вида Мартина не осталось того лоска, который всегда был при нём. Растрёпанные волосы, которые он тормошил беспрестанно, разнервничавшись до предела. Брат бы сейчас точно съязвил, что он закосил под Поттера. Нильс отдышался и сделал несколько резких шагов в сторону Стен, вдруг резко схватив её за руку, сжимая почти до боли и впиваясь своими глазами в её. Ему сейчас было так страшно, что она развернётся и выйдет и больше никогда не войдёт. Не в эту гостиную, а в его жизнь. И ему сейчас не было так страшно причинять этот небольшой дискомфорт. Ему просто кровь из носа было необходимо это, эта возможность, чтобы безапелляционно выпалить. Только дай мне сказать всё, ладно? Сама знаешь, иногда я бываю таким трусом, что могу и перебумать. Поэтому просто не перебивай и слушай, ладно. Потом можешь начинать меня ненавидеть, если захочешь, но я обязан тебе в чём-то признаться. Он говорил, как на духу, как на исповеди, а глаза его так расширились и зврачи резко сузились, словно он был наркоманом со стажем. Нильс привык сам был наркотиком и никогда не испытывал моральной ломки. До этого дня. И пусть Дар засмеёт его к Мерлину и Моргане. На сей раз это было нечто сильнее Мартина. Нечто больше, чем просто игра из которой он хотел выйти победителем, которых, как известно, не судят. Дар наверняка решит, что это очередной приём Нильса из серии - давим на жалость. Только вот слишком Мартин взволнован. Слишком много бессоницы, кофе и сигарет для него. Слишком. У нас с Даром есть такая игра, с детства. Каждый хочет быть первым. Стали расти - ставки стали расти. Пару лет назад мы поспорили на одну девчонку - ну знаешь, чья она будет раньше. Изучали её привычки, ломали комедию, стелились перед ней, как последние идиоты. Пока она не сказала Дареллу, что влюблена. Он победил, девчонка забыта. В общем, ты понимаешь, о чём я. С тех пор мы частенько играли в эту игру с переменным успехом. К слову, девчонки и сами хороши - повелись на двух зайцев за что, собственно, поплатились. Самую малость, не будем драматизировать. А вчера Дар предложил, чтобы это была ты. Я знаю, зачем он это сделал. Хотел, засранец, проверить, лишний раз убедиться, что мне на тебя наплевать. Только вот загвоздка - оказалось, это не так. Я сам от себя не ожидал, честно говоря. Ах да, я согласился. Да, да, да, чёрт возьми, согласился. А сегодня проснулся и мне ударило в голову пойти и признаться тебе, что я за скотина такая. Главное сказано. Нильс выпустил руку Стен и отошёл к окну, больше не глядя на неё. Он не мог заставить себя развернуться и прочесть в её глазах то, что он боялся прочесть. Ведь когда-то их незыблимая дружба развалилась именно из-за всяких его эксперементов со своей совестью, которую он сам себе отрубил. Его плечи выглядели деревянными, он не мог повести ни одной мыцей. Они ведь никогда не были парой, может быть потому, что сдружились ещё тогда, когда организм органически не способен влюбляться. Их дружба пережила многое - в том числе и тупые дразнилки женихом и невестой. Он доверял ей страшные тайны и теперь, годы спустя, не сомневался, что эти тайны были похоронены в ней. И как бы она себя не вела, что бы не говорила, он не сомневался, что ей тоже его не хватало. Только. наверное, того Мартина, которым он был когда-то. Но разве он так изменился? Его никогда нельзя было причислить к лику святых. Он резко развернулся и свет от окна резким клоком озарил его лицо. С ней он не одевал своей равнодушно - ехидной маски, наверное, по старой доброй привычки. Он не умел извиняться, а ещё меньше умел выражать собственные привязанности. Но теперь настал тот момент, когда он не мог больше молчать. Ему не хватало того, что всегда было между ними, что он потерял. Мартин прищурился. Так выросла. Всё такая же бесподобная, с фарфорофой кожей и уставшими глазами, бросающие вызов. Только не ему. Он знал ей чересчур хорошо. Стен, я хочу вернуть то, что было между нами когда-то. Ты по-прежнему близкий мне человек. И никогда не переставала им быть. И знаешь, без тебя я совсем не справляюсь. Ни с чем. Только она и Мерлин знали, как тяжело дались ему эти слова. Никто не знал, а она знала. И пусть теперь судит его своим страшным женким судом.

Alice Jane Suttonley: Нет, что-то не меняеться, сколько бы лет не прошло. Элис с легким прищуром, выжидательно и испытывающе смотрела на Марти, пока тот рассказвал то, что и так было ей извесно. Эти-то двое поди не посещали девчачьих туалетов, где какая-нибудь очередная жертва их игрищ рыдала в на плече у подруги, или за дверью кабинки. Вот только то, что у Дара хватило наглости поставить на кон не просто слизеринку, да еще и старосту и один из немногих неприрекаемых авторитетов факультета, ее нудивило и даже повесилило. Когда Нильс отпустил ее руку и отошел к окну, Элис с легким вздохом потерла онемевшее запястье и скрестиоа руки на груди. Многолетний опыт общения с этим парнем давал ей понять - он еще не все высказал. И она опять в нем не ошиблась. Она усмехнулась и прикрыла глаза. О, как легко и безумно было бы сейчас стать пешкой в их игре и придумать себе чувства к Нильсу. Но ее губы все еще помнят поцелуй совсем другого, так не похожего не него человека... А в памяти все еще выжжены глаза и слова Адрела, его отчаянная боль и любовь, на которую она не может ответить. И что же с вами делать, мальчишки? - Нил, скажи мне, глупый ребенок, ты помнишь, из-за чего мы посорились? - спросила Лис, глядя ему в глаза, и сама же ответила, - Ты как играл со своей совестью в прятки, так и играешь. И то, что сегодня она выйграла, еще не дает гарантий, что ты завязал с этими играми. Я не хочу, понимаешь, просто не хочу видеть, как ты падаешь все глубже, следуя велениям мести - или что тебя там побуждает на все эти глупости? Ты ведешься на игры Дара, не понимая, что отказ от игры не будет проигрышем - это будет твоей победой. Попробуй это понять. Тогда - ты этого не смог.

Niels Martin Nott: Конечно, не даёт гарантий. Потому, что я и не собираюсь бросать эти игры. И не собираюсь делать вид, что мне параллельно, что мы не общаемся, как раньше, с тобой. Нильс разводит руками. Вот такой дуралей. Да, сейчас он вёл себя как глупый и эгоистичный ребёнок, но он ничего не мог поделать с собой. Стен прекрасно знала, что он был из тех парней, которые могли напустить поволоку на глаза и клятвенно с самым наичестнейшим выражением на лице пообещать, что он больше ни-ни. Но Мартин не стал бы давать ей то слово, которое не смог бы сдержать. Не так-то легко изменить своим привычкам, когда тебе стукнуло уже семнадцать и твоя жизнь в общем и целом тебя чертовски устраивает. Всё было бы проще некуда будь он душкой - милашкой. Только вот в жизни всегда всё так - сложно и путано. Нильс слегка поморщился, когда Стен заговорила что-то о том, что брат подбивает его на подвиги - Нильс всегда болезненно реагировал на её - совершенно несправедливое! - отношению к Дару. Впрочем, брат тоже хорош. Решил поставить Стен на кон и заодно проверить привязанность Нильса на вшивость. Она была единственным, пожалуй, человеком на этой планете, кто мог называть его Марти. Так, Стен, давай сразу договоримся - я сказал это тебе не потому, что вдруг резко прозрел и решил встать на славный путь исправления. Не надо выставлять Дара каким-то монстром, который тащит меня за собой - мы с ним всегда были друг другу под стать. Я сказал всё это, потому, что это - ты. И ты для меня - это святое. Знаешь сама. И вообще, Стен...не набивайся на комплименты. Последнюю фразу он произнёс с лёгкой, играющей на губах, полуулыбкой. Нильс вообще был целеустремлённой натурой. У него конкретные цели и он мяться не будет - он хочет, чтобы она была рядом, чтобы они были рядом. Ели вдруг однажды ему захочется, чтобы она стала его девушкой, он сделает всё, чтобы она полюбила его, всё, что будет в его силах. Нильс Мартин не из тех, кто не опускает руки и воет оттого, что ему говорят "нет, извини". Потому, что чтобы было "да" не всегда нужно бестолково топтаться на месте и ждать у моря погоды. Только он очень надеяться, что ему не захочется. Потому, что он, как никто, умеет делать больно. А она умеет делать больно ему, сама того не желая. Им всегда было проще дружить, нежели что-то другое. Он бы мог дать ей дельный совет, как стоит вести себя с парнем, которого бы она выбрала. Только теперь вот Нильс Мартин не был уверен, что спокойно смог бы услышать, что ей вдруг понравился кто-то. Да, я такой. Бываю непроходимой сволочью и подонком и вот так на раз это не поменяется, потому, что я такой, какой получился. Я никогда не был святошей, но почему-то раньше тебя это устраивало. Знаешь, без тебя я становлюсь только хуже и это ни черта не меняет того, как ты мне дорога. Хочешь- перевоспитывай меня, ну точнее, можешь попробовать, хотя вряд ли из этого что-то выйдет. Но не отказывайся от меня, Стен. Нильс всегда был видным парнем. На их факультета Нотты были весьма известными личностями и многие девчонки поглядывали на них с интересом. Мартин старался вести себя сдержанно, иногда пытаясь по - доброму дразнить Скорпи, капируя его безупречную манеру держать свои эмоции в узде. У него были манеры и взгляды, как у хищника, но не нападающего, а выжидающего в засаде. Он очень мало видел конкурентов для них с братом на самом деле из тех, кто учился на остальных факультетах. И одними из конкурентов были братья - Поттеры. Почему Нильс обожал доводить Лилиан Поттер до белого коления? Да потому, что это бесило её невозмутимых братьев. А эта маленькая глупая девочка каждый раз ныла, что и требовалось доказать. Хотя, в последнее время она что-то притихла. Неужели, что-то дошло? В последнее время гриффиндорцы совсем зарвались. И даже Стен и Адрел, которые с ними якшались, не могли не придавать этому значения. Меня выворачивает от того, что творят эти гриффы. А как они смотрят на нас с Даром и Скорпом видела, скажешь, нет? О, это же тот самый Малфой и те самые Нотты, да вы только на них посмотрите. А вы видели их руки, нет ли на них чёрной метки? Тошнотворное зрелище. Иногда устаёшь от того, что тебя все вокруг считают чудовищем. И куда приятнее стать им, чтобы хотя бы было за что. Короче, меня задолбало такое свинское отношение к нашему факультету. И я не намерен больше его молча сносить. Нильс оторвался от окна и уверенно притянул Стен к себе, заставляя её посмотреть ему прямо в глаза. Их связывала вечная чатичка бы. Они бы наверняка были парой, если бы тогда не разругались. Они бы росли вместе, вместе взрослели и открывали друг в друге всё новые стороны, они первые бы заметили какие-то новые нотки и наверняка сумели бы их разглядеть. Она была бы девушкой самого гадкого парня в школе, который бы непременно смягчился. А, может, утащил бы её в свою пропость морального разврата. Но вот только все эти годы сотворили кое-что очень важное с ними. И теперь если она и полюбит, то наверняка не его. Она бы полюбила другого. Хорошая девочка полюбила бы достойного мальчика. Хорошие девочки любят плохих мальчиков только в красивых сказках, над которыми потом вздыхают такие дурочки,как те, что велись на игры Нила и Дара. Такие, как Лис, выбирают благородных и мудрых парней, на которых можно опереться. И любить их всем сердцем. А такой, как Нильс Нотт, плюёт на всё это с высокой колокольни и эгоистично выбирает Элис Суттенлей. Плохим мальчишкам всегда нравились хорошие девочки. И не только в сказках. Он смотрел на её запястье, не отрываясь. Взял её руку в свою и повернул к себе внутренней стороной. Провёл тонкими пальцами от локтя - прямо по вене, замерев возле ладони. Запястье всё ещё горело от того, как он его сжимал. Нильс иногда давал слишком сильную волю рукам. Стен, прости. Иногда, как с ней сегодня, он становился тем Мартином, с которым она так много гуляла по лесу, по территориям замка, как, наверное, не гуляла ни с кем. Он меньше внимания уделял своим понтам и больше - чему-то более важному. Стен знала, что как бы насмешливо он не передразнивал гриффиндорские высказывания в свой адрес, ему ничего, кроме досады и боли, это не приносило. Хотя он делал вид, что ему вообще всё по барабану.


Alice Jane Suttonley: Одна боль на всех. Одна честь на всех. А лица и маски - у всех разные. Скорпиус прячется за своей аристакртической гордостью, неприступный и холодный, как айзберг, и такой же беспредельно одинокий. Адрел - находит себя в играх в ангела-хранителя, привязываясь к немногим, но - искренне и глубоко. Элис стала гордой и строгой, замкнутой и сильной, ставей опорой факультета, и не опираясь не на кого. А Дар и Марти стали карающими клинками факультета, возвращающими их общую боль сполна тем, кто презирал и унижал Слизерин. Каждый сам по себе - и все одно целое. Элис понимала все, но понимание не равнозначно одобрению или прощению. Она одна из немногих могла смотреть на все с двух сторон - она ведь полукровка, хоть и никто так и не догадался об этом. А значт, она немного другая. - Я никогда не отказывалась от тебя, Нильс, - тихий вздох, и печальный взгляд, - Я понимаю. Я все понимаю. Но не могу простить. Ты стремишься вернуть ту боль, что живет с вами с самого рожденья, но этим ты делаешь только хуже. Чем сильнее мы будем мстить, тем больше нас будут ненавидеть. Я знаю, ты не святой, но ты и не чудовище. Ты не должен позволять другим перекраивать себя. Ты так и остался ребенком, Нил, со своими глупыми играми и детскими обидами. Знаешь, почему мы отдалились? Я выросла, Марти, я поставила для себя цели и на все пойду для того, чтобы их достичь. А ты все еще дуешься на весь свет. Ты боишься взрослеть, потому что взрослея придется брать на себя ответственность. Лис осторожно обрала пальцы Нильса со своего запястья, отвернулась. - Передо мной тебе не за что извиняться, Марти. Но в кой-то веке подумай о своей жизни. Чего ты хочешь больше - продолжать играть в плохого парня, или все-таки попробовать востановить чксть Слизерина и своей семьи? Будешь доказывать этому миру, что он ошибаеться в тебе, или покорно примешь метку и продолжишь играть с чужими жизнями - уже более жестоко и безвозвратно?

Niels Martin Nott: Нас уже до такой степени ненавидят, что дальше уже ехать некуда. Дальше - нас просто задавят, Стен. Ты думаешь, что если мы задавим в себе все обиды, объединимся все вместе, то сможем сделать что-то большее? Ни черта. Потому, что мы только сделаем вид, что едины, а сами будем ожидать подвоха. И если нет доверия, создавать его видимость бессмысленно. Это не поможет слизерину найти общий язык с гриффиндором, да и с другими факультетами в том числе. Нильс посмотрел в глаза той девушки, которая всегда была для него бесконечно дорога. И с каждым годом делалась ещё дороже, хотя он настойчиво пытался выветрить их разговоры из своей памяти, отрезать от себя её и - заодно - весь мир. Да, Нильс всегда был - что называется - хулиганом, причём вовсе не в самом приятном смысле этого слова. Но Стен не могла не согласиться, что настоящий ответный удар он нанёс только тогда, когда началось нечто невообразимое. Когда ты имеешь волное право дать отрезвляющую пощёчину врагу. Кто сказал, что я собираюсь принять тёмную метку, Стен? Он изо всех сил старался, чтобы голос его звучал как можно более твёрдо - никакого вымученного возмущения, так, словно он не соглашался и не отрицал. Так, как если бы он говорил "кто сказал, что я буду на ужин индейку?" Вот это был удар, что называется, ниже пояса. Когда ему больно даже было дышать. Ему было что на это ответить, но слова застревали в горле, путались между зубов и застилали его голову. Ты считаешь, что я пытаюсь выкарабкаться всеми способами из этого дерьма и не дать туда засосать всех нас затем, чтобы потом пресмыкаться, как раб, перед сволочью, по милости которой на слизерин бояться поступать, а некоторые и вовсе предпочитают перейти в другую школу? Не говори мне, Стен, что ты, как и все прочие, считаешь меня прирождённым пожираталем. Пусть кто угодно так думает, он давно с этим смирился. Но не она. Это его подкосит. Давно Нильс Мартин Нотт не выглядел таким потерянно несчастным. Уже не ребёнком, но ещё не желающим брать на себя ответственность - это она правильно заключила. Она всегда его чувствовала правильно. Есть некоторые альтернативные взгляды, которые мне близки. Но если уж говорить об этом, то некоторые работы Гриндевальда. Как я слышал, даже Дамблдор весьма почтительно относился к этим его исследованием. Думаю, он понимал, что светлого и тёмного не может быть. Нельзя быть просто плохим или прото хорошим. Мы сами выбираем в себе дозу, которую должны в себе смешать. Он говорил уже более отстранённо, всё ещё пытаясь переварить новость о том, что Элис считала его таким. Но неужели ты не понимаешь, что этот чёртов Лорд придёт в мой дом не для того, чтобы пойти и обняться с моим отцом. Он убьёт его просто за то, что его фамилия Нотт? Я бы мог изобрести что-то стоящее, Стен. Что-то жуткое. Или бесценное. Мог бы заняться спортом профессионально. Мог бы спиться и ничего из себя не представлять. Мог бы стать тем, кто вечно отмахивается ото всех и говорит "но я же пишу нечто великое, дайте мне ещё лет десять, чтобы раскачаться". И всё, чтобы ты не подумала по этому поводу, я бы принял. Но я надеялся, ты думаешь обо мне лучше. И я ошибся. Ты отнимаешь у меня смысл, потому, что моим смыслом была ты. Ему хотелось кричать, как угодно достучаться до её сознания. Нильс просто молча обнял Элис, подойдя к ней сзади, так судорожно и безнадёжно. Он не мог её отпустить. Без неё он ломался. Она резала его без ножа, а он всё равно продолжал её к себе прижимать. Он ведь просил так мало - просто быть рядом с ней - как когда-то. Научиться понимать друг друга - пусть - заново. Всё равно их цели были до болезненности близки, потому, что его мысли были до болезненности близки к её. Если бы она родилась парнем всё, наверное, не стало бы проще. Всё было бы в точности вот так. Скажи мне, Стен. Чего хочешь ты? Девчонки всегда взрослеют раньше. Он никогда не придавал этому значению, но предавала она. Боль разливалась по каждому его суставу. Что ж, если он приносил боль кому-то, она возвращала ему эту боль в корне кубическом.

Alice Jane Suttonley: - Я боюсь, Марти. Просто боюсь, что ты уйдешь так далеко, что я уже не смогу до тебя докричаться... - тихо вздохнула Лис, сжав обнявшие ее ладони. Хотелось уткнуться в его плечо, и не то разреветься, не то рассмеяться. Снова стать неразлучными. Или сыграть влюбленную дурочку. Но ее останавливало то, что Март действительно не был ей безразличен. А значит, она не может сделать шаг не встречу. Потому что тогда ее долнейший поступок сломает Нильса окончательно. - Ты все можешь, Март. Ты сильный, изобретательный, находчивый. Но ты все еще ведешь себя как ребенок. И я боялась, что в своей безумной игре ты зайдешь слишком далеко - и я не смогу уже тебе помочь. Я рада, что ошиблась в этом. Но, Нильс, рано или позно тебе придеться учиться жить без меня. Потому что я не всегда смогу быть рядом. И я не хочу, чтобы это тебя сломало. Как же сложно... У нее никогда небыло близких подруг, но она всегда хорошо общалась с парнями, без намеков на симпатии или романтику. Просто как с равными. К этому постепенно привыкли, и ироническое "Стен" стало ее вторым именем. Свой парень, надежная, как кремень, девченка, на котрую всегда можно положиться. и вот теперь, на последнем излете школьной жизни, когда она вперве поняла, что такое - любить, один за другим ее старые друзья открывают свое к ней гораздо более глубокое, чем дружеское, отношение. - Тебе честно или так, чтоб не обидеть? - с косой улыбкой неимоверно устало вздыхает девушка.

Niels Martin Nott: Сможешь, Стен. Я тебя не обманывал. Просто иногда не говорил всей правды, потому, что так было лучше. Она обхватила его ладони, а сердце сжалось внутри, так подло напоминая, как когда-то они постоянно таскались где-то в обнимку. Совсем ещё мелкие тогда, но какое это имеет значение? Она в его памяти всё ещё сидела на траве, такой яркой и красочной, сочно - зелёной и покусывала сорванную травинку, а он смотрел, как солнце играет в её волосах. Они всегда выбирали дружбу и оба, как казалось ему, понимали, что любые попытки направить её в какое-то новое русло могли окончиться крахом, они могли потерять друг друга так, как на их глазах теряли друг друга все те, кто пытались встречаться, особенно в столь юном возрасте. Ссорилисьь и мирились - они не могли позволить себе этого, они постоянно тусили вместе и как-то не представляли, что однажды могут поссориться. А потом всё рухнуло разом. Он обозлился на неё и на весь мир, она устала втолковывать ему святую истину. А сейчас просто держала его ладони, а он всё также пытался её удержать. Я сильнее, чем ты думаешь, Стен. Даже, чем ты думаешь я бы уточнил. Есть много причин, которые могут разделить нас в будущее, но я должен знать, что ты хочешь быть рядом. Даже если не сможешь. Если, конечно, ты всё ещё хочешь. Но - что бы там не было - я тебя в обиду не дам никому, слышишь? Правда, если найдётся некто, кому ты захочешь дать себя в обиду, дай знать, чтобы я случайно его не покалечил. Конечно, он всё равно не может не добавить чего-то в своей ироничной манере. Ей всё же уже семнадцать. Были ли у него отношения за все эти годы? А то. Одни, вторые, третьи. А был ли в них смысл. Если бы рядом была она, а его девушке она бы не нравилась, он всегда бы выбирал дружбу с ней, забив на томящие его непонятно к чему отношения с какой-то там очередной. Меняя на просто дружбу. Не потому, что он был так скромен, что довольствовался малым. Просто с ней ему была куда важнее близость душ, чем нечто другое. Хотя... эту тему развивать определённо не стоило. Они не имели права на пробы, ошибки и потери друг друга окончательно. Тем более, он не был слепым идиотом, чтобы не замечать, что она смотрит на него всё ещё так, как на близкого человека, пусть даже через боль. Но не как на парня, от которого замирает дух. И на данный момент близость, как человека, для него number one. Честно, Стен. Ты же знаешь, я люблю, когда ты меня обижаешь. Сказать, что Нотт завидовал Адрелу, который также стал Стен близким другом, которого, в отличии от Нильса, в последние годы она к себе подпускала? Ещё как. Хотя, к чести Нильса, несмотря на все косые взгляды на Адрела по этому поводу и тихое бешенство, он не придирался к нему, потому, что он точно не позволил бы себе начинать на их факультете междоусобные войны. Все слизеринцы старались вести себя друг с другом сдержано, но помогая друг другу защищать честь своего факультета, своего доброго имени, действуя, как один большой механизм, не позволяющий пробить его окончательно. Да даже если бы Адрел и Стен стали встречаться Нильс бы так не бесился. Потому, что речи о чём-то таком у Марти и Элис не шло. И он ревновал её к тем, кто заслужил её дружбу. Любовь... в его представлении это было чем-то размытым и постоянно мешающим человеку, раскординирующим его движения и путающим мысли. Это было тем, о чём нельзя было позволять себе думать. Это было тем, что убивает людей и отдаляет их друг от друга медленно, со вкусам, смакуя каждый новый шаг вдаль друг от друга. Что бы ты там не придумала, Стен, ты не сможешь оградиться от всего мира. Слишком многие не желают от тебя отгораживаться. И если ты собралась разбить мне сердце и мозг, дай мне возможность самому решать. Валяй, разбивай. Но ты по-прежнему мне нужна. И всё равно он говорил спокойно. Всё равно он оставался тем Нильсом Ноттом, который умел принимать все новости с достоинством и камуфлировать отчаяние, страх, ощущения, да всё, что угодно, за своей немного хищной улыбкой. И всё равно он оставался уверенным в себе. И не считал, что если даже Стен сейчас скажет ему что-то такое, что треснет его по самолюбию, он должен быть убит. Потому, что мнение имеет одну прелесную особенность - оно склонно меняться.

Alice Jane Suttonley: Почему она смееться? Лис сама не знала, но смеялась так, как не смеялась очень давно - с их ссоры, наверное. - Ты мазохист, Нильс Мартин Нотт! - сквозь смех выдавила она из себя и повисла у него на шее, уткнувшись в плечо, - Только ты мог сморозить столько всего разом! Глупый мальчишка, ты даже не заметил... Мерлин, как она изголялась перед деканом и директрисой, выгораживая Ноттов по любому поводу, заступалась и оправдывала братьев перед преподавателями, которые имели милионн и одну причину выставить нахальных близницов за пределы школы. Опекала, оберегала, как курица-наседка, куда больше, чем остольной факультет. - Я всегда хотела быть рядом, мой дорогой друг, балбес окаянный! - все еще смеясь ответила Стен, чуть отстраняясь, - Я так боялась, что мы однажды просто разойдемся в разные стороны, так и не успев толком ничего друг другу сказать...

Niels Martin Nott: Ты только что это заметила, Стен? Лучшее, что есть во мне, между прочим. Мартин неожиданно и сам подхватил смех Стен - что-что, а смеялась Стен редко, по крайней мере в последние годы, но если уж начинала, то смех этот звучал на удивление заразительно. Нильсу было приятно слышать, как его лучшая подруга веселится, радуется, он сам не ожидал, что сможет стать отчасти той самой причиной её хорошего настроения. Он ведь чертовски боялся, что она стёрла его из памяти. Ему ли не знать, как Стен умела отстранятся от людей? Но нет, не от него. Он почувствовал её лицо на своём плече и руки, обнимающие его за шею. Он, с совершенно глупым видом, и с растянутой до ушей улыбкой - не привычно натянутой, а искренней и даже какой-то полусумасшедшей, подхватил Лис, приподняв над землёй и закружив. Он, помнится, и раньше обожал так делать, а ещё больше ему нравились её усиленные визги "Нильс Мартин Нотт, немедленно поставь меня обратно" - она ещё пыталась сдвинуть брови, но вместо этого вот так смеялось. Иногда он, как ни странно, дарил ей беззаботность, в которой она могла отдохнуть от происходящего вокруг. Потому, что обычно она относилась ко всему слишком серьёзно. Хотя, на самом деле, он тоже был вовсе не тем игроком, которым его считали большинство. Просто он не считал, что в семнадцать лет он обязан вести привычный уклад размеренной и тихой жизни. Стен, я то занимался избиением младенцев, то потчевал их конфетами, чтобы потом мне было не так стыдно к тебе подойти. Он, конечно, не мог избавиться от своей ироничной манеры высказываний, но она его понимала, отбрасывая всю лишнюю плёнку и видя под ней того Марти, с которым она, собственно, и подружилась. Он радостно поцеловал Стен в щёку и, наконец, соблаговалил поставить на ноги. Думал ли Нильс о том, что было бы, начни они встречаться, скажем, пару лет назад? Конечно - он знал, может быть, лучше многих, что для Стен было важным в том числе и в отношениях и не оттого, что они затрагивали эти темы, а потому, что чувствовал её. И уж точно Нильс Мартин был последним, кто бы её мечтаниям отвечал. Если бы они встречались, всё бы развалилось, потому, что у них могло бы всё быть идеально - просто до зубного скрежета. А он всегда боялся идеальности, того, когда всё шло как по маслу. И он бы точно всё испортил только из страха, от побега от этого блаженства, в само существования которого не верил. Он никогда не был верным парнем, он никогда не был преданным. Но зато он был верным и преданным другом. Поэтому все мысли в эту сторону он давил на корню. А что же она? При всём её к нему доверии, она всегда оставалась для него той самой непрочитанной книгу, листать которую можно было бесконечно и на каждой странице всё равно не предугадывать, как дальше повернёт сюжет. За это он, наверное, её и обожал. Она никогда не была для него до конца понятной и разгаданной. Я тоже этого боялся, Стен. Ты же знаешь, я - не из пугливых. Но этого боялся просто панически. Сейчас он не видит смысла врать или пытаться казаться крутым реальным пацаном. Зачем? Она его насквозь видит - да ему и не хочется кем-то там ей казаться. Если не знать этих двоих, то можно с уверенностью сказать, что таких разных людей мог связать разве что один факультет. Разные способы, разные цели, разные друзья и компания - всё в них было полярным. Но только они подружились слишком рано. И, зная его слабости, его промахи, она научилась если не бороться с ними, то относиться к ним со снисхождением, не уставая наставлять его на путь истиный - потому, что Стен никогда не было всё равно. Если он знал её слабости, то никогда не тыкал в них. Использовал бы он слабости других? Легко и изощрённо. Но только не её. Кто-то из младших слизеринцев попытался просочиться было в гостиную, очевидно, раньше закончив обед, но наткнулся на взгляд Нотта без слов говорящий "исчезни, малыш" и поспешил ретироваться. Стен с Марти присели на диван, он приобнял её за плечо, наслаждаясь этим моментом. Мерлин, Джейн, не поверишь, но я чувствую себя счастливцем. Нильс всегда предпочитал "Стен", считая это прозвище ей очень подходящим и её характеризующим. Но иногда ему хотелось чего-то особенного - в такие минуты он называл её - Джейн. Очень редко, раз пять за все их встречи от силы. И сейчас снова накатил на него такой момент. Он посмотрел в её глаза, лучащиеся не меньшей радостью и успокоением, чем его. Сосвсем уже взрослая, но было в ней что-то, по-прежнему напоминающее о той девчонке, с которой они обошли все окрестности замка и с которой делились секретами. Та девочка была более замкнута для окружающих, казалась более надменной, а сейчас в её чертах было столько тепла. Раньше бы он точно фыркнул. А ей идёт. Нильс улыбнулся так расслабленно, как будто вспоминая себя в прошлом. Он не был в кои-то веки напряжён, откинувшись спиной на диван. Забавно - его девизом всегда был - лучше сделать что-то, чем не сделать. Обычно речь шла о их с братом подвигах, но теперь он понимал всю суть. Лучше вернуть то, что тебе по настоящему дорого, а не пытаться делать вид, что тебе перпендикулярно.



полная версия страницы