Форум » «Ларец со сказками» » [20.01.2023 г.] Услышь меня » Ответить
[20.01.2023 г.] Услышь меня
Storyteller: Время действия: 20 января 2023 Место действия и его примерное описание: учительская Хогвартса Действующие лица: Гарри, Джеймс и Альбус Поттеры Ситуация: Еще не все потерянно, но сил надеяться почти не осталось. Отчаянье одно на двоих, но смогут ли отец и сын найти общий язык - неизвестно. /ЭПИЗОД ЗАВЕРШЕН/
Ответов - 7
Harry Potter: Гарри Поттер вошёл в свой бывший кабинет, который теперь по праву принадлежал миссис Макферсон, которая любезно предложила укрыть здесь семейную беседу от посторонних ушей, и наткнулся на две пары глаз, в немом вопросе остановившихся на его лице. Его сыновья уже ждали в условленном месте. Долгие часы ожидания, растянувшиеся на бесконечность, он мариновал детей неизвестностью, что означало одно – новостей не было. И вот теперь он стоял перед ними, растерянный, мрачноватый, но не разбитый. До ужаса собранный. Он понимал, что мог раскиснуть из-за Воландеморта, но к проблемам с его дочерью это не имеет никакого отношения. Он слишком много важного упустил. И должен был теперь сказать Джеймсу и Альбусу правду. Он ненавязчиво положил руки на плечи Алу и Джею, наконец, решившись заглянуть обоим в глаза. Как же ему хотелось сказать что-то другое. Но он не мог их обманывать. Лили не стало лучше. Но и хуже, на счастье, тоже. Целители говорят столько всего разного, так что не знаю, кому из них верить. Но эта ночь была, как я понял, самым опасным моментом. И Лили его пережила. Мы все должны верить в лучшее, она очнётся. Она откроет глаза. Гарри не выглядел как всклокоченный воробей, этой ночью подушка не приминала его волосы - его голова её не коснулась. Он заезжал домой переодеться, так что его мантия он должен был держаться назло всем обстоятельствам, ради своих детей, всех троих. Ради Джинни, и ещё не появившегося на свет малыша. Мистер Поттер выглядел на удивление собранным и сосредоточенным – как если надуть воздушный шар до предела, и кажется, одна капля, и он лопнет или сдуется. Но он держался, можно сказать, молодцом, насколько было возможно в такой ситуации для отца. Его лицо сохраняло следы лёгкой усталости, но а больше говорили глаза. Они не застыли, но в них была катастрофа. Гарри дежурил в больнице всю ночь - в чём-то положение победителя Воландеморта играла ему на руку, например в том, что его одного не посмели не пустить в палату. Я принёс Лилс её любимую ночную рубашку.... казалось, что она спит и чувствует, что я рядом. Она же терпеть не может все эти больничные атрибуты. Ему было больно, его дочка не просто спала и её бледность была удручающей. Он держал её за руку и старался не дышать, чтобы уловить её слабой движение хотя бы кончиком мизинца - но ничего не происходило. Он старался не рыдать, лицо его одеревенело, но от этого он выглядел ещё более подавленным. Сейчас его сердце почти отказывалось биться. Хуже всего было то, что не было таких слов, чтобы сказать любимой жене, что у них умирает дочь. Да он и сам даже не мог думать об этом. Он даже не успел ей сказать, как сильно любит её, их маленькое рыжее чудо. Как заботливо он сегодня искал эту её рубашку, которая оказалась впихнута почему-то в шкаф Ала - ох уж эта Лилс! - но вид этой старой, такой обожаемой дочерью по сути тряпки добил его окончательно. Гарри рыдал почти полчаса, но перед тем, как заехать домой, заставил себя принять как можно более спокойный вид, сочинив для Джинни более-менее правдоподобную историю, будто ему срочно нужно разбираться в вопросах происшедшего в Хогвартсе - это по сути и было правдой», но, ясное дело, было не до того. Он приставил к Джинни Джорджа, чтобы тот присмотрел за ней, не выказав удивления- ведь интересное положение любимой жены обязывало, чтобы кто-то близкий и родной был всегда под рукой и она не должна была насторожиться. Да ещё этот скандал о трусе Поттере, который бросил тень не только на него, но и на всю семью. Но эта мелочь его не ломала. Его мысли были прикованы к дочери. Он смотрел на сыновей и понимал, что смерть Лили не сплотит их всех, а лишь отдалит, разобьёт семью окончательно, ведь она словно была той самой смолой, что держала всё дерево худо-бедно но в целости. И они будут стараться не ловить лишний раз взгляд друг друга, чтобы не уловить в неё что-то, что напомнило бы о сестре и дочери, с которой они будут друг у друга ассоциироваться. Однако, теперь дело касалось не только их пятерых, хотя Альбус и Джеймс пока не могли этого знать. Гарри прочистил горло, по которому кто-то словно прошёлся трактору. Ему за эту ночь стало мерещиться, что он не разговаривал очень давно, и только шептал что-то вроде «пожалуйста». Вы ничего не должны говорить маме, я прошу вас не делать этого. Худший момент для такого признания, но что же поделать - Джинни сейчас не в том положении, чтобы узнать, что наша дочь лежит без движения, и, в любом случае, не сможет помочь. Надеюсь, вы поймёте и не станете травмировать маму. Если что-то случится...у нас не будет выбора. Но мы должны надеяться, что всё будет хорошо. Воландеморт как-то сказал ему, что он потеряет всё. Но никогда, даже в самом страшном кошмаре, Гарри не мог и подумать, что причиной своих разрушений станет он сам. И никогда не пожелал бы никому в целом мире почувствовать всё то горе, что может захлестнуть отца при мысли о возможности потери своего ребёнка. И всё же, они были и оставались семьёй. И сейчас он старался говорить как можно более мягко, но вместе с тем заражая уверенностью в лучшее своих детей. Сейчас не время вспоминать кто и кому какие обидные слова сказал. Это не значит, что всё забыло, но сейчас не тот случай. Они должны быть сплочены перед лицом такой общей беды.
James Potter: Заставить себя придти на назначенную в письме встречу оказалось труднее, чем думалось. Наверное, окружающие думали, что он должен лететь за новостями вихрем - но Джеймс замирал у каждого окна, бездумно пытаясь заглянуть за горизонт. Было страшно, очень страшно - увидеть отца, наверняка сломленного так же сильно, встретить опустевший взгляд брата, услышать, что произошло непоправимое... и навсегда потерять все. Он понимал, что со временем любая боль утихнет, а потеря перестанет казаться невосполнимой, но от этого было не легче. Потому что как бы там не было место Лили в его сердце не займет никто. Их будет кому утешить. Отец вернется к маме, вместе они смогут пережить случившееся. Рядом с Алом всегда останется Стеф, которой он теперь будет дорожить гораздо больше, Джеймс был уверен, да и Арнольд с Адрелом поддержат его. Скорпиуса вытащит его долг; ответственность, которая ломает других, станет его лучшим лекарством; он переживет эту войну и найдет кого-то, кто будет рядом, не ломая ледяную броню сердца, и, может быть, назовет дочь именем единственной любимой девушки. А Джеймс... Что он оставил себе со своей вечной игрой в недоговорки, с вечным побегом от собственного страха? Ни родственников, ни любви, ни друзей... Разве что Дэйв, надежный, ничего не требующий друг, да долг совести. И дикое, почти звериное желание жить, густо замешанное на страхе смерти. Смерти, которая в очередной раз подошла очень близко... ... До указанного кабинета Джеймс все-таки добрался, и не слишком удивился, обнаружив там Альбуса - тот, похоже, пришел заранее. Слов не было - братья просто обменялись взглядами и замерли на своих местах, ожидая. Скрипнула дверь, впускающая в кабинет главу семейства, и Джеймс невольно вскину глаза, одновременно и надеясь, и страшась получить ответ на невысказанный, но очевидный вопрос. Хоть что-то, уже что угодно, но лишь бы не оставаться в этом жутком состоянии ожидания, в подвешенном состоянии между избавлением и отчаяньем! Но судьбе было интересно и забавно играть с людскими чувствами, она словно издевалась, дразня неизвестностью, мучительной и полной надежды неопределенностью. Джеймс тихо вздохнул закрыл лицо руками, не обращая внимания на лежащую на плече руку. Вспоминать обо всем, что в последнее время случилось между ним и отцом, припоминать ему его последний разговор с Лилс - для этого сейчас было не время. Да и смысла в этом не было никакого. У всего есть свой резерв прочности, и сейчас было очевидно, что Джей вплотную подошел к тому рубежу, на котором снова сломается, трестнет удерживающий его стержень, склееный после первого надлома упрямством и гордостью. Но сейчас иссякало и то, и другое - а страх наоборот, все набирал силу. Не понимая, что делает, Лили нанесла Джеймсу последний, сокрушающий удар - понявший после случившегося двенадцатого, что он не способен еще защитить, парень слишком отчетливо увидел размеры своего бессилия, слишком остро чувствовал свою беспомощность. А волю, толкавшую его к борьбе, к развитию, к поиску решений, сломала маленькая девочка, бездумно отказавшаяся от того, за что другим не так давно пришлось сражаться, отдавая все силы. Девочка, которая оказалась слишком глупа и эгоистична, чтобы подумать о ком-то, кроме себя. Джеймс судорожно вздохнул и отвернулся. Да, любимая рубашка Лилс... Не банальная ночнушка, нет - утащенная то ли у Ала, то ли у Джеймса футболка, с которой сестренка уже несколько лет не раставалась, застиранная до безобразия и постоянно оказывающаяся в шкафах братьев - не редко как повод заявится в полночь под предлогом поисков и просидеть до рассвета. Память - это тоже очень больно, но если отказаться и от нее, то что останется? Больно не уходить, больно смотреть в след уходящим... - Вы ничего не должны говорить маме, я прошу вас не делать этого. Худший момент для такого признания, но что же поделать - Джинни сейчас не в том положении, чтобы узнать, что наша дочь лежит без движения, и, в любом случае, не сможет помочь. - Джей вскинул было голову, растерянный и злой от самого факта, что мама, которая больше всех остальных имеет право знать, обманута, но следующие слова отца словно выбили из него весь воздух: - Надеюсь, вы поймёте и не станете травмировать маму. Перед глазами встало бедное лицо и вымученная улыбка: Ты болел, милый... ...не станете травмировать... Снова, - мысль оказалась слишком резкой слишком отчетливой, и Джеймс не смог удержать пробившую тело дрож. Отшатнулся от отца, еле сдержав порыв обхватить себя за плечи и согнуться в молчаливом вое. Это было подло, низко, но он не мог, не мог еще раз обречь мать на подобное. На мучительное ожидание вестей о своем ребенке, на глухую боль отчаянной надежды. На новые ночи у больничной койки. Стянутая до скрипа пружина лопнула, разорвав что-то внутри, оборвав последние нити, удерживающие змеиную шкуру вечного маскарадного костюма, сметая выстроенные барьеры ментальной защиты. Осталось только затопившая сознание боль и пульсирующий вопрос: Почему же ты, скрывая от нее правду сейчас, не запретил ей тогда караулить смерть у моей постели? Почему тогда не спрятал от нее правду? Или тогда ты не надеялся на лучшее?.. Кажется, он даже выдавил это вслух, срывающимся от отчаянья и безысходности голосом, не ожидая ответов - даже понимания не ожидая.
Albus Severus Potter: Сколько времени прошло с тех пор, как Лилс угодила в больницу? День, два, а, может, уже неделя? Или больше? Альбус сбился со счета, который и не вел вовсе. Казалось, что секунды тянутся бесконечно, сливаясь в одну монотонную непробиваемую гранитную плиту. Так хотелось, чтобы она не стала надгробной… Все это время он не находил себе места из-за волнения, мечась из угла в угол, в одной из пустых аудиторий. Никого видеть не хотелось. Когда прилетела сова от отца с просьбой о встрече, Ал забеспокоился пуще прежнего. Мысли, даже которые в принципе не могли появиться в его голове, стали роиться словно пчелы, жаля одна больнее другой. Не вытерпев, он прибежал в назначенное место намного раньше, и принялся протаптывать дорожку в коридоре, возле кабинета Трансфигурации, пока любезная профессор Макферсон не застала его за эти занятием, и, сжалившись, не впустила в класс, оставив одного. Джеймс пришел ровно в то время, когда и следовало. Но братья даже не смогли сказать друг другу ни слова. Тут слова не были нужны, итак все ясно. Тихо скрипнула входная дверь, впуская, наконец-то пришедшего, третьего участника сбора. Альбус тут же посмотрел на отца, всматриваясь в его лицо, пытаясь заранее, до всяких слов, найти там ответ на мучивший вопрос. Но, удивительно, сейчас на лице Гарри Поттера сложно было разобрать что-то, кроме собранности и усталости. Ничего. И никаких новостей, похоже. Что и подтвердили последующие слова отца. Но это все равно были отвратительные новости. Разумом Альбус понимал, что после такого сильного отравления, что устроила себе эта маленькая дуреха, несколько часов решали не многое. Порой счет идет на доли секунд, которых колдомедикам достаточно, чтобы объявить безутешным родственникам, что все кончено. А тут, Сев предпочитал верить в то, что шанс на выздоровление есть, и довольно приличный. - Когда можно будет ее навестить? – спросил Ал, хоть и знал возможный ответ. А оно тебе надо? Надо. Может, чем больше будет рядом родных людей, чем больше разных любящих ее голосов Лили будет слышать, тем быстрее пойдет на поправку. Ведь она все слышит, просто не может ответить. И сейчас пришла в голову мысль, что возможно нужно, чтобы она услышала… Скорпиуса? Если Малфой говорит правду, и действительно любит его сестру, то вдруг… чем черт не шутит? Вдруг получится? Сейчас Альбус готов был испробовать любую, даже самую бредовую на вид идею, лишь бы только Лилс пришла в себя, выжила, и все обошлось без последствий. Альбус посмотрел на Джеймса, сидящего рядом с закрытыми лицом руками. Этот жест какого-то немого отчаянья… Вспомнился так некстати их разговор возле озера. Неужели Джей настолько мазохист, что все-таки винит во всем себя? И сейчас тоже? Мерлин, помоги… Нет, конечно, в данной сложившейся ситуации Ал тоже чувствовал толику своей вины, что не углядел за младшей сестренкой, которая всегда казалась довольно разумной девочкой, и он… они все, расслабились. Но Джеймс. Видимо, он не до конца понимает брата, с которым творится что-то. И сейчас ему казалось, что тому нужна помощь, которую, возможно, стоит предложить. Ночнушка… Ал усмехнулся уголком рта, вспоминая, что с этим предметом гардероба были связаны целые эпопеи. Каким теперь все это казалось далеким, а ведь только прошлым летом, на каникулах, все было по-другому. Все было хорошо… - Вы ничего не должны говорить маме… - Почему? – резкий вопрос, и вновь взметнувшиеся к лицу отца, глаза. – Что с мамой? Она больна? – Не дай Мерлин! От них еще что-то скрывают? Стало так гадко и противно, что все вокруг лгут, не договаривают. Они - маме, отец с мамой – им. Разве это та семья, которая была так дружна? Где у всех были одни радости и горести на всех, на них пятерых. Когда все успело настолько поменяться? Поток мрачных мыслей прервал сдавленный, очень тихий голос Джеймса, так непохожий на его обычный говор. Альбус переводил непонимающий взгляд с брата на отца и наоборот. О чем Джеймс, черт побери, говорит? О том случае, когда в детстве Джей сильно болел, что попал в больницу, и все дома ходили на ушах из-за этого? Или… или это была не просто болезнь, а что-то другое, более серьезное?.. От одной мысли об этом, волосы на затылке встали дыбом. - Ребят, вы мне ничего не хотите рассказать? – упрямым голосом вопросил Альбус, уставившись на отца. Два одинаковых зеленых взгляда встретились. – В конце концов, мы семья или нет? Альбус вскочил с места и, сложив руки на груди, выжидательно уставился на родственников. Конечно, сейчас было не самое подходящее время для выяснения отношений и прочих семейных склок, но ему вся эта недосказанность порядком надоела.
Harry Potter: Гарри было сложно видеть сыновей в таком состоянии, но он был рад, что они не смотрели в обескровленное лицо Лили, которое казалось таким безжизненным, словно из неё выкачали всю кровь. Видеть их хохотушку, которая не могла усидеть на месте, такой тихой, было дико. Когда-то так выглядела Гермиона, встретив в зеркало взгляд Василиска, но тогда, будучи совсем ещё мальчишками, Гарри и Рон не понимали, что значит безысходность, и что все они, в сущности, смертны. Как хотелось напиться с Ронычем до беспамятства. Но он давно уже не мальчишка, как бы не показал именно это семье недавно, устроив всем разнос, лишь бы отвести свою душу. Слова Ала заставили Гарри внутренне улыбнуться – что ж, хоть в чём то он сможет порадовать их – мама не больна, это другое. Он сильнее сжал плечо Альбуса, призывая того не переживать из-за того, чего не было. Говорить дальше было сложнее, воздух сгущался, сопротивляясь звукам. Ал, ты не так понял. Я хотел сказать, что Джинни ждёт ребёнка. Как и ожидалось, повисло довольно молчание – Гарри также не нарушал тишины. Это было дико перемалывать в голове, что судьба подарила им с Джинни ребёнка, забирая другого. Эти два события не были связаны, но всё равно то, при каких обстоятельствах приходилось говорить о самом счастливом за последнее время событии, разрывало его сердце. Но Гарри должен был сказать то, что есть, как бы цинично сейчас не звучал сам факт такой новости. Довольно секретов и тайн друг от друга. Нильс Нотт рассказал о своём видении ситуации. Не думаю, что он виноват. Лили всегда принимала решения самостоятельно, как бы больно не было это признавать. Нужно поддержать Скорпиуса, ребята. На него больно смотреть. Гарри ещё до поездки к дочери был готов разорвать Нотта в клочья, его лицемерие, эта «дружба» с Джеймсом и нож в спину Поттерам не укладывались у него в голове, но за это время он успел столько всего передумать. Нильс был виноват, но решение Лилс приняла то, какое ей захотелось, и не Нотт подтолкнул её к фатальному выбору. Что же касалось Малфоя, как бы Гарри не был скептически настроен к ранней любви, да ещё между враждующими семьями, Скорпиусу сейчас должно быть паршиво. Его горе не мог разделить никто, в то время как Поттеры, несмотря ни на что, сейчас были вместе. Скоро, я обещаю, можно будет увидеть Лили, но только...это сложно. Вы считаете, Скорпиусу стоит поехать? Конечно, если бы Лилс могла решать сама, точно вышвырнула бы нас из палаты. Гарри слабо улыбнулся. Лили никогда не могла провести родителей и братьев, когда пыталась сказаться больной и остаться дома, если ей очень уж не хотелось куда-то идти. Когда Лили болела на самом деле, она не любила, чтобы над ней нависала чьялибо причитающая тень, она всегда отмахивалась ото всех болячек и, обливаясь соплями, с зашкалившей температурой, стояла на ногах, а, если уж дело принимало оборот постельного режима, она не любила, чтобы к ней относились, как к больной, и ей не нравилось в такие моменты кого-то видеть в своей комнате. Столько моментов памяти, которые были, как на ладони, и не могли разрушиться в один миг, чтобы не случилось далее. Гарри украдкой наблюдал за реакцией своих сыновей, Ал был растерян, но, также как и отец, собран, он крепился, и Гарри был благодарен ему за такую стойкость, в то же время не питая отчаянных иллюзий и отдавая себе отчёт, что Алу сейчас ничем не лучше, чем им; на Джеймса было больно смотреть, когда он закрыл лицо руками, ограждая себя и от них и ото всех. Гарри дышалось с трудом. Не может быть, чтобы едва не последними словами, которые услышала от него дочь было то, что он сказал ей, узнав о Малфое. Он столько пытался сказать ей, держа за руку в больнице, но вряд ли она слышала это. А потом…Гарри на время лишился дара речи, и оторопело смотрел на Джеймса, ошпаренным взглядом, словно тот плеснул ему по глазам кипятком. Порази его молния, он ошалел бы меньше. Земля уходила из-под ног. Он вспомнил тот день, когда колдомедики боролись за жизнь старшего сына. У Джинни были заплаканные глаза, а Гарри напоминал статую, надевая на себя ту маску, которой вооружился и Джеймс. Они с Джинни не стояли в обнимку, они были так обессилены, что не могли даже посмотреть друг другу в глаза. Они молчали, но думали об одном. Нет, Джеймс. Только надежда на лучшее может помочь не сломаться, и тогда заставляла меня стоять на ногах. Но я не мог не корить себя, это я не уберёг тебя, совсем ещё ребёнка, от того, что ты никогда не должен был узнать. А теперь и ты во многом винишь себя, но очень зря. Я ваш отец, и не должен был перекидывать на тебя половину, если не больше, своей же ответственности, которую ты принял, как должное. Ты - мой старший сын, и я столько раз тыкал тебя в это, при этом заставляя рано повзрослеть. Гарри мягко притянув к себе Джеймса, обнял его, не истерично, а мягко, так, как не обнимал его с самого детства. В их семье баловницей была Лили, что же касалось Гарри, то тот лишний раз весело трепал по волосам скорее Ала, с Джеймсом он был более суров, внутренне чувствуя, что тот старается от него отдалиться. Джей вообще не был любителем делиться тем, что было у него на душе, и Гарри старался не ломать его просто чтобы сказаться хорошим отцом. Но волновался за детей одинаково, и любил всех троих. И вот теперь выясняется, что никакой Картер, никто не был здесь при делах. Это была огромная заноза, которая засела в сердце Джеймса, и до сих пор отравляла весь его организм. Он думал, что справится с той проблемой, что мнил своей, в одиночестве, но не смог. И даже в этом себя винил, а Гарри никогда не пытался ему объяснить, что Джеймс виноватым не был. А, может, всегда подавал такой пример своим детям, себя же виня во всех неудачах. Гарри выпрямился, не заботясь о том, что глаза его блестят от нахлынувшего. Есть моменты, когда скорее позорно было бы не расстроиться. А сейчас у него всё разлеталось внутри, и ему нужно было как-то собрать эти осколки. Неужели Джеймс думает, что Гарри винит его в том, что он снова хотел бы заставить плакать маму, лишь бы та узнала истину? Неужели думает, что он мог бы винить его в этом? Ал, я обманул вас, не сказал ни слова правды о том, что случилось. Джеймс не болел, это было похищение сторонниками Воландеморта, тогда, когда все уже думали, что они стёрты с лица Земли. Я не имел права расслабляться, это было беспечно, и едва не стоило твоему брату жизни. Гарри заговорил об этом, столько лет держа это в себе. Он не хотел, чтобы Джеймс узнал ту правду, от которой ему легче не стало, он не хотел, чтобы Ал боялся, что и его может постигнуть такая же участь, чтобы плакала Лилс. Но теперь он отчётливо понял, что Джей знал всё это с самого первого дня. И они оба ходили, как тени, лишний раз избегая друг друга, только чтобы не заговорить о том страшном дне. Гарри смотрит в зелёные глаза Альбуса, который, даже будучи настроенным враждебно к неизвестности, подавленный их горем, оставался в здравом рассудке, и пытался призвать к тому же остальных своих близких. Это было его самое замечательное качество, доставшееся, конечно, от мамы. Он умел быть резким с неприятелями, и мягким с родными. И так оно и должно было быть. Гарри, поддавшись порыву, ласково погладил среднего сына по голове, был странный для всего этого момент, но он был просто отцом, который мог потерять свою дочь. И сейчас, в тех давних воспоминаниях, снова переживал, как чуть было не потерял сына. Ты всё это время знал. Столько лет ты держал это в себе. Джей...почему ты никогда не говорил об этом Алу? Даже мне не говорил, никогда... Он поднял взгляд на Джеймса, Гарри не хотел больше прятать глаза от своих же детей. Альбус был прав – достаточно недомолвок. И, Гарри, также как и Ал, застыл, ожидая услышать, что о том ужасающем происшествии сохранилось в тогда ещё детской памяти Джеймса. Гарри внутри трясло, ему хотелось рухнуть на пол и орать, пока всё лицо не посинеет и пока связки не лопнут, от той безнадёжности, что он испытывал, не в силах поправить ход дел. Но он должен был оставаться отцом, в то время как его дети имели право оставаться детьми. Он не смел требовать от них большего. То, как повлиял на него вечер, когда он не смог защитить собственную жену от Волдеморта, перестал вдруг казаться концом света. Тот же Воландеморт ведь руки не опускал, преследуя цели, ошибаясь и поднимаясь вновь. И Гарри не предоставит ему такой радости, как победа без боя. Ни за что. Ему тогда было страшно и больно, но что мог чувствовать восьмилетний ребёнок, которого мучили всеми возможными пыточными заклятиями? Джеймс имел право на душевную боль, а Гарри должен был оставаться их папой. И он, наконец, был готов к этому, совершив вагон и большую тележку отцовских ошибок. В тот день я впервые в жизни пожалел, что я всего лишь аврор. Я готов был поменять все свои знаний и победы за то, чтобы узнать нужное заклинание из колдомедицины, и понять сына на ноги. Как и то, что любые попытки восстановить мир во всём мире будут стоить собственной семьи.
James Potter: Ты когда-то был мечтой девичьей, Был когда-то ты прекрасным принцем. Безобразным нынешним обличьем, Ты обязан серым злобным крысам. Проклятый крысиной королевой, Обречен игрушкой стать навеки. Ты глядишь без боли и без гнева, Сквозь полуразомкнутые веки. Закусить до боли, до крови губу, чтобы не выпустить дикий, полный боли смех, не разбить и без того хрупкую тишину с каплей растворенной в ней надежды. А в груди смех мешается со стоном, с криком отчаянья, с мольбой неизвестному, далекому богу, с проклятием и рыданием, и эта смесь наполняет тебя, как гной из вскрытого нарыва, подниматся с самой глубины души. Нет ненависти, нет злости - на кого сердится, кого винить в этом глупом, неуместном каламбуре, безвкустной шутке судьбы, решившей вдруг обменять одну жизнь на другую? Мама - беременна, Лилс - на пороге смерти, а судьба вновь смешивает карты, снисходительно поглядывая на растерянные, непонимающие лица людей, сжимающих в мокрых ладонях выпавшие им карты. Ну что же вы, люди, играйте! Не зная правил, не зная ставки - играйте! Меняйте, жертвуйте, лицемерьте - чтобы выйграть! А приз назначит вам жизнь - по заслугам... Сегодня ты проиграл. Партия длинной в двенадцать лет закончена, и ты вышел из нее банкротом. Тебе не принадлежит ни-че-го. Ты заигрался и потерял самого себя. У милого мальчика Джеймса была большая любящая семья, где один за всех и все за одного. У доброго мальчика Джеймса был дом, кде его всегда ждали, под крышей которого было так хорошо и уютно. У смелого мальчика Джеймса были друзья не разлей вода. У хорошего мальчика Джеймса было все... Но ты - не тот мальчик. У тебя не было ничего, кроме ночных кошмаров и бесконечных страхов. Страхов и кошмаров, в которых на тебя смотрели пустые мертвые родные глаза, в которых в твоих ушах звенели, раздирая перепонки, крики знакомых голосов... Ты застрял в этих кошмарах, сын Гарри Поттера, мальчишка со взглядом взрослого и отчаяньем старика. Ты разрезал свою душу, как ткань на простыни, чтобы укутать и согреть как можно больше людей, ты отказался от всего, оставив себе лишь маску "хорошего мальчика Джеймса". Ты так боялся смерти, что наслушавшись сказок про крестражи, создал что-то не менее дикое, страшное - ты раздал себя, как сувиниры на барахолке, надеясь, что оставшись в чужой памяти и чужих душах сможешь хоть частично победить свой страх - свою смерть. Ты не убивал других - ты год за годом методично убивал себя, без жалости дробя свою душу, как тебе вздумается. А смерть только улыбнулась и, коротко потрепав тебя по щеке холодной ладонью, прошла мимо - к той, кого ты не успел, не сумел защитить, за кого цеплялся, как за спасательный круг... И вот: ты еще на плаву, но пустил ко дну свое сокровище, свое солнце, свою сестру... Ну же, скажи, что я не прав, что я ошибся? Нет, ты не скажешь. Ты врал всем, всему миру, но самому себе ты не врал никогда. Да, себе я не врал. Я просто не думал. Некого тебе позвать на помощь, Ведь игрушки - это просто вещи. Ты не жди спасительного чуда, Пусть в груди от боли станет тесно. Помощи не будет ниоткуда - Ночью умерла твоя принцесса. ...Голоса отца и брата звучат приглушенно и далеко, пробиваясь к Джеймсу как через слой ваты, сквозь загустевший, тяжелый воздух, которым он давится, не в силах выровнять дыхание. Он словно падал в бездонную пропасть, края которой готовы были в любой момент сомкнутся над его головой, навсегда похоронив в темноте и отчаянье. Наверное, это похоже на смерть. - Ты всё это время знал. Столько лет ты держал это в себе. Джей...почему ты никогда не говорил об этом Алу? Даже мне не говорил, никогда... Найти в себе силы поднять голову и встретить взгляд отца оказалось неимоверно трудно, но Джеймс все-таки это сделал. Перед глазами плыла мутная пелена слез, которым он не давал и не даст пролиться, и лица расплывались, становясь похожими на миражи в пустыне. - Как я мог сказать... Что я мог сказать? - холодный, отстраненный голос парня чуть дрогнул, - Подарить Алу страх, причинить тебе новую боль, поселить вину в сердцах Лилс и мамы? Вам было лучше не знать. Ради вас я решил забыть. Я сам хотел забыть - но это оказалась не в моих силах. Остекленевший взгляд Джеймса нашел в сметном мареве лицо брата, и его губы слегка дрогнули в виноватой гримасе. Но вместо замершего на губах "Прости" прозвучало совсем другое. - Это не важно. Вы должны решить, что сказать маме. И предупредить Нева, чтобы он не писал ей об... этом. Я устал лгать. Позвольте мне на этот раз просто промолчать... И перо возьмут чужие руки, Записать себе присвоив право. В хронику чужой тоски и муки, Всыпать правды горькую отраву. Канцлер Ги - Страшная сказка ( http://prostopleer.com/tracks/45944759D6U )
Albus Severus Potter: Молчание, последовавшее за новостью отца о пополнении в их, итак немаленьком семействе, немного затянулось. Альбус не знал, как воспринять эту новость, по сути, хорошую. Он рад за родителей, конечно… Но в свете всех происходящих событий, это выглядело гадкой насмешкой судьбы. Он попытался искренне улыбнуться, но как-то сложно осознать все это. Сейчас он думал лишь о том, что, не дай Мерлин, Лилс умрет, то он не сможет полюбить своего будущего брата или сестру так же, как и ее. Ал немного удивленно взглянул на отца. Он ведь и сам, буквально, пару мгновений думал о том же самом, чтобы позволить Малфою навестить Лили. И, если уж еще кому-то пришла в голову такая же мысль, то, наверное, этому суждено быть. - Я… я не стану возражать, - пробормотал Альбус. Он ведь дал ей слово, что постарается нормально относиться к Скорпиусу, и если начать не сейчас, то уже никогда и не получится… От услышанных далее речей, и вдруг открывшейся правды, к которой он всех призывал, но которую бы лучше, действительно, было не знать, защемило в груди. С одной стороны он понимал, почему Джеймс не рассказал ему тогда все, но с другой было обидно, и он злился на Джея, что не рассказал ему об этом теперь, когда они уже все выросли. Или он досих пор считал его маленьким ребенком, который может испугаться? Вряд ли. Вероятнее всего, он думал, что Альбус не сможет понять. А это было обиднее вдвойне. Впрочем, он мог ошибаться. А пороть горячку он не особо любил, так как мог испортить итак хлипкий мир. Поэтому он счел за благо промолчать. Нет, все-таки, промолчать не получится. Отцовский жест нежности добил, и Ал все же сказал: - Иногда лучше выговориться, Джей. И, возможно, забылось бы лучше, нежели ты все это держал в себе. Но что сейчас говорить, момент все равно упущен. – Он посмотрел в лицо брата, неизвестно что ища на нем, но увидел лишь какое-то страдальческое выражение, за которое того не стоило винить. Да и не умел Альбус никогда читать по лицам, не его конек. – И на будущее знай, братец, что маленький Ал не испугается, а всегда поможет. Запомни Джеймс, что мы семья. «Один за всех, и все за одного», не это ли мы взяли себе на вооружение из той маггловской книжки, что в детстве читала нам Гермиона? Да, маме говорить не стоит. Альбус, кивнув, посмотрел на отца, тем самым говоря, что он должен сам всем все рассказать и дать распоряжения. Все же он среди них взрослый.
Harry Potter: Прости меня, сын. Я давно должен был заметить, как же ты вырос, но вместо этого я требовал этого от тебя, когда тебе нужен был просто папа. И ты имел на это права, но никогда не признал бы, потому, что я сам тебя так учил. Я всегда воспитывал тебя в большей строгости. Я многое проглядел. Прости меня. Ты поймёшь за что, когда у тебя будут свои дети. Гарри твёрдо положил ладони на плечи своих сыновей, чувствуя с ними невероятное единение в этот момент. Он ощущал нечто сродни тому, о чём говорил Джеймс, тогда, давно, когда понимал, что навечно связан с Реддлом, и только смерть разлучит их, в то время, как остальные могли в любой момент от него откреститься. Только позже он понял, что ни Рон, ни Гермиона, ни Джинни, ни Нев, не смогли бы сделать этого никогда. Вот и Джеймс сам себя связал обещание не причинять близким боль, даже ценой своего благосостояния. Думать о том, что за страдания обрушились на голову его тогда совсем малыша Джея, было невозможно, мучительно и изматывающе, но Гарри не оставлял мыслей о том, что никогда не забудит обидчику этого, и отплатит ему за каждую минуту, что Джеймс провёл в заточении. Но прошлого было не вернуть. Однако в том, как дрогнул холодный тон сына, он увидел просвет, и сейчас тепло смотрел на детей, как бы приободряя, показывая, что в добром, ласковом и доверительном друг к другу отношении, заключается не слабость, а сила духа. Да, Ал, сынок, иногда очень важно не забывать самого главное. Мы - семья. И мы вместе. Как бы ни ругались, в чём-то друг друга не понимали. Мы сможем друг друга поддержать. Я люблю вас, ребята. Очень люблю. Он многое бы отдал, чтобы не наделать тех ошибок, что уже было не стереть их из памяти, и за которые ему будет стыдно всегда. Но ошибок не совершают лишь совершенные существа, коим мнил себя Реддл, и который, в итоге, выяснил, что всего лишь такой же человек со своими слабостями и ошибками. В этот момент Гарри не страшился новых схваток, и вдруг понял, что его дети, его малыши, возмужали, и теперь сами готовы стать войнами, которые смогут защитить тот мир, что они знают и любят. А он сделает всё, чтобы сохранить их жизнь. Бояться двадцать четыре часа в сутки преступно, так можно лишиться рассудка. Он прислонился лбом к головам Джея и Ала и на какое-то время замолк. Кроткий стук в дверь прервал их уединение, но Гарри в этот момент совсем не хотелось, чтобы кто-то нарушал их покой. К тому же, в сердце с новой силой словно воткнули сверло. Он понимал, что просто так их бы не побеспокоили. С трудом оторвавшись от своих детей, он перевёл взгляд на вошедшего, на сей раз сохраняя невозмутимость ровно настолько, насколько мог. Он был эмоциональным, все нервы были натянуты до предела, но только сегодня он понял две вещи. Он не должен быть идеалом, героем, чтобы быть примерном для своих сыновей, но он также должен оставаться отцом, а не другом, которому, как и всем, иногда хочется отгородится от мира. На это он право имел, но не сейчас. Не тогда, когда должен был оставаться сильным отцом и мужем. Он выскользнул за дверь, побледнев, словно мел, и машинально пригладил вставшие дыбом волосы. Не прошло и пары секунд, как он, ошарашенный, вернулся, и на его лице появилась, наконец, первая не верящая в чудо улыбка осознания, и он поднял на Ала и Джея заискрившийся взгляд. Слава Мерлину, Лили очнулась. Мы можем сразу же поехать к ней, но сначала давайте захватим Скорпиуса..он с ума сходит. И едем. Они семья. И, когда они вместе, нет чего-то такого, что они не могли бы поправить и извинить. Возможно, со временем. Но они смогут найти общий язык. А непоправимого теперь не случилось. если все за, на этом сцену закроем:)
полная версия страницы