Форум » «Ларец со сказками» » [1995 г.] Back to the street where we began » Ответить
[1995 г.] Back to the street where we began
Storyteller: Время действия: с 13 июля 1995 года идалее по развитию событий. Место действия и его примерное описание: Банк Гринготтс. Офисные помещения для сотрудников. Действующие лица: Уилльям Уизли и Флер Делакур кто бы сомневался Ситуация: Как все начиналось, или на что забила тетушка Ро.
Ответов - 28, стр:
1 2 All
William Weasley: 13 июля. Я снова дома. Спустя пять лет, проведённых в Египте. Дело не в том, что я скучал по родным – они, к моей досаде, периодически навещали меня на Рождество. По Англии я не скучал вовсе. Я всем говорю, что хочу быть полезным Ордену Феникса, но это ложь. По крайней мере, это не вся правда. Основная причина моего возвращения – я хочу в это неспокойное время быть полезным своей семье и защитить её, как только возможно. Но я об этом никому не скажу. Даже Чарли. Хотя он, наверное, и так всё понял. Слишком хорошо меня знает, гадёныш. А сам-то не приехал. Ну и ладно. Он вроде как полезнее там, в Румынии, где можно привлечь на нашу сторону других волшебников. Всё равно мы регулярно переписываемся. Насколько жалко это – за 25 лет не обзавестись друзьями ближе, чем брат? Я не задумываюсь об этом и не страдаю. Сам я перевёлся в Лондонское отделение банка Гринготтс. Теперь перебираю бумажки и отчаянно скучаю – это, конечно, не идёт ни в какое сравнение с пирамидами, гробницами, опасными заклинаниями, сокровищами… Но я не жалею. Я правильно поступил. И всё-таки в какой-то степени мне не хватало моей сумасшедшей семьи. Одно дело - ощущать себя совершенно взрослым, жить одному, совершенно предоставленному сам себе, в чужой стране. Собственное жилище, пусть и небольшое, но целиком своё, куда можно вернуться в любом состоянии, не возбудив при этом лишних вопросов и волнений, можно привести туда кого угодно, если вы понимаете, о чём я. Опасная интересная работа. И высокооплачиваемая, кстати, – не без удовольствия всегда это отмечаю для себя. Другое же дело – когда дома тебя ждёт вкусный обед и дружная семья (в которой, конечно, не без ссоры каждый вечер). В этой атмосфере вечной заботы я вдруг ощутил себя ещё взрослее, чем был в Египте. То ли возвращение Сами-Знаете-Кого повлияло, то ли моё. Не знаю. Всё одновременно и стало по-другому, и осталось по-прежнему. Я всё ещё ребёнок, Нора пропитана моими детскими воспоминаниями. И я уже совсем вырос. Так вырос, что это даже грустно. Теперь я полноправный член Ордена Феникса, которого посвящают во все планы. Ну, может, и не во все, но во многие. И я чувствую, что я приношу пользу, я – свой человек в Гринготтсе. Я уже говорил, что я там отчаянно скучаю? Так вот. Сегодня. Всё. Изменилось. *** Я возвращаюсь домой и едва удерживаюсь от приплясывания. Целую мать в лоб и говорю, что не хочу есть. Не хотеть есть в нашей семье очень подозрительно, я не хочу вопросов. Быть слишком довольным тоже подозрительно, поэтому я стараюсь сделать вид, что очень устал на работе. И тут же моя конспирация проваливается, потому что я стремительно взбегаю вверх по лестнице. Ну и ладно. Наплевать. Мне срочно нужно в комнату, чтобы… Дорогой Чарли, я заранее прошу прощения за свой, быть может, сбивчивый почерк: я пишу очень быстро, чтобы ничего не упустить. Останавливаюсь. Осознаю, что написал. Пожалуй, я могу напугать бедного Чарли, он может решить, что у нас здесь что-то случилось. Не волнуйся, все в порядке, у нас всё хорошо. Сегодня случилось такое! Как тебе известно, я две недели как перевёлся в Лондонское отделение Гринготтса. С хорошими рекомендациями, разумеется. Сегодня к нам направили стажёра. Точнее, стажёрку. Никогда в жизни не угадаешь, кто это! Флёр Делакур! Да-да, та самая милашка Флёр Делакур с Турнира Трёх Волшебников. Я уверен, что ты её помнишь, её невозможно забыть. Я сидел на своём рабочем месте, закинув ноги на стол, читал какие-то бумажки. И поверх них я увидел – Её. Флёр. Она была в компании моего шефа, который что-то ей рассказывал. Во мне что-то перевернулось, меня подбросило, подняло… Разумеется, я сам отбросил бумаги и дошёл до двери, откуда мне было бы всё лучше видно и слышно, но я совершенно этого не заметил. Мы встретились глазами, я улыбнулся. Вспомнив это всё слишком ярко, я вскочил и стал расхаживать по комнате. Не знаю, что писать дальше. С одной стороны, у меня никогда не было секретов от Чарли, я всегда рассказывал ему всё, буквально всё. Но раньше со мной подобного не происходило, я даже не знаю, как бы поточнее сформулировать. Шеф тоже меня заметил. Я успел перевести взгляд на него, чтобы увидеть, как идея загорается в его глазах. Её обучение поручили мне. Я должен ей всё показать (как будто сам я за две недели полностью освоился). И ответственность за неё пока тоже несу я. Но работает она пока на полставки, ей нужно улучшать свой «англесский». Не знаю, зачем я ляпнул, что помогу ей. Какой из меня учитель?! Наверное, я неправильно понял и улучшением является собственно работа в Гринготтс. Но не важно. Я и сам не против проводить с Флёр больше времени. Я рад, что она выжила на Турнире. Какую чушь я пишу, Мерлин мой. Я уже сообразил, какими словами стоит описывать то, что со мной произошло, но тогда моё письмо будет напоминать песни Селестины Уорлок. Чарли, наверное, посмеётся надо мной. А не всё ли мне равно? Ты, может быть, будешь смеяться, но я, кажется, влюбился. Флёр оказалась совсем не такой, какой показалась всем нам на Турнире. Совсем не надменная, даже приветливая. Сегодня я показывал ей Гринготтс, и, ты знаешь, мне ещё ни с кем не было там приятно общаться. Несмотря на то, что она ещё довольно плохо говорит по-английски. Я подумал, что Чарли очень повезло, что он сейчас в Румынии, иначе я бы его задушил в объятиях. И ему пришлось бы всё это выслушивать. На письме я себя хоть как-то контролирую. А после работы… - Не хочешь сходить в кафе-мороженое? Умираю – хочу мороженого! – я не ожидал от себя такого. Впрочем, как и много другого, что я сегодня творил. Я много шутил, улыбался, строил из себя галантного кавалера. То есть, нет, не строил. Я действительно вдруг стал очень воспитанным и галантным. … я повёл её в кафе Флориана Фортескью. Старина Флориан был очень рад меня снова видеть у себя. Нужно будет его поблагодарить при встрече, он устроил нам потрясающий приём. Правда, подсаживаться к нам и рассказывать обо мне разные истории, наверное, не стоило. Мы едва познакомились, но теперь она знает, что я однажды здорово упал напротив кафе Флориана и громко заплакал, а Флориан угостил меня морковным мороженым – так и познакомились. Когда он уходил, он мне подмигнул. Думаю, это значит, что Флёр ему понравилась. Ещё бы! Она превосходит красотой всех девушек, которых я когда-либо привёл к нему в кафе. Жаль, что тебя сейчас нет рядом, я бы хотел получить твой ответ немедленно. Ты уверен, что никак не можешь приехать? Ответь, как только сможешь, для меня это очень важно! С любовью, Билл.
Fleur Weasley: 13 июля. Что я здесь делаю? Этим вопросом я задаюсь уже около часа, сидя на маленьком диванчике в своей новой гостиной. Недопитый чай в моей любимой чашке уже давно остыл, а я все сижу на месте, даже не делая попытки шевельнуться, смотрю на квартиру, которую в ближайшее время мне придется называть домом. Дом… Несмотря на то, что я убила целые выходные на то, чтобы создать хоть какое-то подобие уюта, эта квартира все равно имеет мало общего с привычной мне обстановкой. И дело даже не в мебели, а в том, что из кухни не будет доноситься пение maman, когда она накрывает к чаю, papa не будет по вечерам дымить своей трубкой, а малышка Габи… как она будет без меня? Хотя, конечно, мне без нее тяжелее, чем ей без меня. В Шармбатоне она скучать не будет. Вопрос поставлен неправильно. Семья-то без меня проживет, а вот я без них? Так, все, хватит с меня этой хондры. Достаю волшебную палочку и отправляю чашку в мойку. Пора собираться. У меня всего час на то, чтобы привести себя в порядок и добраться до работы. Если бы мне кто-то сказал еще три месяца назад, что я буду работать в Гринготтс, я бы подняла его на смех. Туманный Альбион – вы издеваетесь? Да что я забыла на этом промозглом острове с этими угрюмыми людишками, населяющими его? Да никогда в жизни! С меня вполне хватило тех нескольких месяцев, которые я провела в Хогвартс во время Турнира. Конечно, не каменный век, но средневековье в самом своем расцвете. А они еще с гордостью констатируют тот факт, в каком прекрасном состоянии дошел замок до наших дней. И вот теперь я, спустя три месяца, собираюсь на работу в своей съемной квартире в самом центре Лондона. Квартиру мне помогли снять родители, ведь на мою зарплату я могла позволить себе разве что занавески, и то самые простые. Само собой, в доме по соседству с магами. Не трудно догадаться, что привела меня в Лондон отнюдь не жажда денег. С этим, хвала Моргане, в моей семье никогда не было проблем. Так что же тогда? Сейчас, укладывая волосы, я сама пытаюсь восстановить в голове мотивы, которые подвигли меня на переезд в другую страну. Так бывает, когда возвращаешься музей ради одной единственной картины, которая тебе понравилась; когда слушаешь целую симфонию ради одного отрывка, или перечитываешь книгу из-за нескольких любимых строк. Я чувствую нечто подобное. Вернувшись домой, я стала искать всевозможные варианты для того, чтобы как можно скорее уехать обратно в Англию. Впервые за всю свою жизнь я принимала настолько скоропалительное решение. Это вообще для меня не свойственно. Я же умная девочка. Я всегда думаю прежде чем сказать, семь раз отмерю, прежде чем отрезать, а тут выдала такое. Неудивительно, что мои родители были удивлены – я сама была от себя в шоке! Как будто находясьсь под «Империус» я говорила, что мною заинтересовались английские представители, что это один из шансов, предоставленных мне участием в Турнире, начать удачную карьеру и отличная возможно попрактиковаться в английском. Я казалась себе неубедительной, но, видно, мои актерские данные намного лучше, чем я их сама оценивала, потому что родители мне поверили, и мне не пришлось лишний раз краснеть перед ними, признаваясь, что я просто.. влюбилась. А может, у меня и так на лице все было написано. Неспроста же maman улыбнулась отцу со словами «Кажется, наша девочка уже достаточно повзрослела, чтобы принимать такие решения». Не знаю, по-моему это больше похоже на ребячество, наивность, легкомысленность в высшей степени! А как еще назвать то, когда сломя голову несешься в другую страну ради того, кого видела-то всего один раз? Если честно, то меня мучают сомнения. Возможно, что он не такой уж красавец, этот Уизли. Возможно, было плохое освещение, или тот образ, который мне запомнился, уже на 2/3 дофантазирован мной. Возможно, что его уже и в Англии-то нет, не слишком он был похож на офисного клерка. Я не знаю даже, как его зовут. Знаю только, что он работает в Гринготтс, но у них ведь много филиалов по всему свету. Какая же я дура, что не подошла к нему на Турнире! Все было бы гораздо проще. Но нет, мы же принципиальны до мозга костей, кроме вопросов в выборе профессии. В худшем случае, мне придется целый год работать на гоблинов. Не сама лучшая перспектива, зато это будет мне уроком не принимать скоропалительных решений. Пытаясь не тешить себя излишними надеждами, облачаюсь в изумрудную летнюю мантию, беру сумку, волшебную палочку и аппарирую к «Дырявому котлу». *** Прикрыв за собой входную дверь, невольно облокачиваюсь на нее спиной и замираю. Удивительный день! Могло ли сложиться лучше? Вряд ли. Я настолько счастлива, что наверняка вряд ли быстро засну сегодня ночью. Не верю этому счастью. Надо поскорее кому-нибудь рассказать, а то я точно не успокоюсь. Скинув туфли, буквально подлетаю к письменному столу и берусь за перо. Gabrielle, mon cher Спешу рассказать тебе о первом моем рабочем дне. Все прошло замечательно! Так, стоп. Письмо наверняка пройдет через руки maman. Стоит ли сомневаться, что если ее старшая разумница-дочь с первых строк заведет «Как прекра-а-а-асен этот мир, посмотри-и-и-и!» или «Здесь работают такие замечательные гоблины, просто душки», Апполин Делакур будет здесь уже через минуту после прочтения письма, прихватив с собой целую сумку успокоительных и мозговправляющих зелий. И хотя я допускаю, что успокоительное мне бы сейчас не помешало (сердце так и колотится), лучше исключить возможность появления здесь матушки с ее расспросами. Как же начать? Откидываюсь на спинку стула и восстанавливаю в памяти все события дня. Бармен Том любезно показал мне, как проходить сквозь стену в косой переулок, и подробно объяснил, как пройти к банку. Хотя, это было лишним – дойти до конца улицы я смогла бы и без его помощи, но все равно спасибо. Получив при входе значок стажера, я прошла в кабинет управляющего. Не знаю, то ли у них демографический кризис в Англии, то ли все представительницы женского пола работаю в Министерстве Магии, но было похоже, что я единственная девушка, работающая в Гринготтс. Когда меня водили в курс дела, все то и дело косились в мою сторону со своих рабочих мест. Кстати о работе. Если честно, я так до конца и не поняла, чем буду у них заниматься. Мистер Уилмот так сразу и сказал: «Даже не знаю, что вам для начала поручить». Не в бровь, а глаз, что называется, сказал. Но я его не виню, у меня ведь даже языковой запас не большой. Предполагалось, что я буду заниматься иностранными клиентами, в частности франко и испано-говорящими (испанский я знаю в совершенстве еще с восьми лет). А так как таковые заглядываю в банк от силы несколько раз в год, не удивляют и размеры моей зарплаты. А потому я написала следующее: В отделе, куда меня направили, работают в основном люди, так что к моей большой радости с гоблинами я буду общаться реже, чем думала. Все равно они не разговорчивые. Говорят, я для них неоценимый сотрудник, ведь англичане не славятся своими полиглотами. Хотя, мой английский тоже пока не так хорош, как хотелось бы. Но, я уверена, это поправимо. У меня появился хороший учитель. На какое-то мгновение мое перо зависает в нерешительности над бумагой. Нет, малышка Габриэль еще слишком мала для таких подробностей. Ей ни к чему знать, как сердце мое подпрыгнуло внутри и начало отстукивать так, что, наверное, все окружающие меня люди это услышали. Обернувшись, я увидела его. Все мои страхи, все сомнения сразу же улетучились, когда он приветливо улыбнулся из дверей своего кабинета. Я не замедлила улыбнуться в ответ. А мистер Уилмот, будто добрая фея, уже спешил нас представить друг другу. - Мистер Уизли, это наша новая сотрудница, мисс Делакур. Флер, это один из наших лучших ликвидаторов заклятий. Только что из Египта, - я протягиваю руку и Уилльям впервые касается меня, успевая вставить «можно просто Билл». Правда можно? Отрывками до меня долетает речь управляющего. Она свелась к тому, что шефство надо мной поручают именно Биллу. Радости моей нет предела. Хорошо, что в холле большие окна и что день сегодня солнечный, а то наверняка было бы заметно мое «свечение». Ты, возможно, помнишь этого человека. Он друг Гарри Поттера и приезжал навестить его на последнем этапе Турнира Трех Волшбников. МистерУизли. Уилмота вскоре как ветром сдуло, и Билл провел для меня экскурсию по зданию, в заключении которой мне был выделен целый стол в общем зале, где сидят еще десять человек, отделенные друг от друга невысокими перегородками. Не могу похвастаться оживленной беседой ввиду языкового барьера, так что к тому времени, пока мы расстались (ненадолго, пока Билл предоставил мне время обосноваться на рабочем месте), мы обменялись всего несколькими фразами о погоде. Умело орудуя волшебной палочкой, стряхивая с ее помощью пыль со стола, с полок и из шкафчиков, я начала пролистывать разговорник, в поискать чего-нибудь выходящего за рамки дежурных фраз. Полный провал. А Уизли уже принес мне стопку чистых пергаментов с гербом Гринготтса. Я ограничиваюсь словом «Благодарю», чтобы лишний раз не запутаться в более сложных фразах. Компенсирую свою неграмотность улыбкой. Похоже, моего шефа это устроило. Он замечает мой разговорник. Не знаю, что означает слово «хрень», но именно так он его назвал. Мне было как-то неудобно переспрашивать. Не знаю, то ли он действительно гений, что справляется со своей работой в два счета, то ли ему тоже нечего делать, как и мне. - ‘ачему ты возвращаешься домой в Англе? – делая ошибки везде, где можно, спрашиваю я. Но он, к моему удивлению, понимает, что я хочу спросить. Отвечает, что вынужден был вернуться из-за семьи. И хотя он говорит это беззаботно, мне показалось, что в Египте ему было лучше. Ловлю себя на мысли, что жую кончик пера. Видно, я слишком замечталась, вспомнив голубые глаза в обрамлении выгоревших ресниц, которые на бледном лице выглядели очень выразительно. Стянутые в хвост огненно-золотистые волосы. Серьга с левом ухе. Никогда еще не встречала подобных ему людей. Такое впечатление, что Уизли всем своим видом заявлял, что никто ему не указ. Интересный экземпляр. После работы я заскочила в местное кафе, там делают потрясающее мороженое, почти как у нас во Франции. Когда ты приедешь навестить меня, обязательно свожу туда! Так как к концу дня мы оба поняли, что я слушаю и понимаю английский лучше, чем говорю на нем, Билл взял инициативу в свои руки, и его уже было не остановить. Возвращаясь к «Дырявому котлу» после работы (я же, естественно, не до конца еще освоилась, чтобы найти дорогу обратно) с попутным заходом к мистеру Фортескью, он рассказывал разные истории, половину которых я, правда, все равно не поняла, но выглядел при этом обаятельно и мило. Само собой, я отдаю себе отчет, что девушки на него гроздьями вешаются. Цену он себе точно знает. Будет знать наших! Наступая себе на горло, я попрощалась с ним сразу же в пабе, исключив любую возможность проводов до дома. В общем, все не так плохо, моя дорогая Габи. Я надеюсь, что ты не сильно скучаешь и весело проводишь время. Передавай привет родителям и поцелуй их от меня. Не знаю, смогу ли написать в ближайшие дни, мне уже поручили очень много работы. Avec tout mon amour, Fleur Отослав письмо со своей совой, я еще какое-то время смотрю в окно на постепенно темнеющую улицу. Лондон уже не кажется мне таким унылым и промозглым. *** 14 июля. - Бонжур, погода сегодня мок’ая! – не знаю, случайно ли, или намеренно, мы с Биллом столкнулись у входа в банк. Дождь лил стеной, хотя пять минут назад светило солнце. Галантно придерживая дверь, Уизли пропускает меня первой. Пока поднимаемся на лифте, он учит меня правильно произносить слово «мокРая». У двери его кабинета расстаемся, и я отправляюсь тренировать свое произношение самостоятельно. Сегодня на моем столе появилось задание: написать пояснительное письмо к годовому отчету для одного француза. Я погружаюсь в работу, которая занимает у меня пятнадцать минут. Отдаю письмо курьеру и думаю, чем бы заняться. Уизли куда-то делался, так что я достаю словарь и начинаю штудировать слова на букву «М». Мерлин, как тянется время… Возможно, я начала рано радоваться своей веселой жизни. Дождь и не думает прекращаться, и вся эта атмосфера безделья действует угнетающе. Не удивляюсь теперь, что англичане такие угрюмые. Из моих мыслей меня вырывает стук в окно. Жерар! Даже мокрого, я сразу узнала нашего почтальона. Обменяв соленый крекер на письмо, я сразу же захлопнула форточку, давая сове понять, чтобы он может быть свободен и скоро ответа не ждал. Письмо от Габриэль, надо же, как быстро! С первых строк понимаю, что моя конспирация провалилась с треском. Габи спрашивает, как мне понравился мой, хм, наставник. <…> Тот самый, с серьгой в ухе и хвостом? И как он тебе? Он уже пригласил тебя на свидание? Вы же вместе ели мороженое? И т.д. и т.п… Мда, что еще ожидать от младшей сестры. Больше 3-х вопросов. Превышение лимита. Пожалуй, не буду писать ответ в ближайшую неделю. Или месяц. Пусть помучается. От моих мыслей меня отвлекает приятный баритон Уизли, раздавшийся откуда-то сверху. Я и не заметила, как он подошел почти вплотную. Наверное, зачиталась. От неожиданности я даже назвала его «мистером Уизли». Все-таки, он же старше меня на 5...7 лет? Это его веселит, и, видя письмо в моих руках, которое я поспешно сворачиваю, он спрашивает, скучаю ли я по своим близким. Это что, проверка, есть ли у меня парень? - Да, особенно по моей сест’ъе Габ’ъиэль, - ну, по крайней мере, теперь будет знать, что никакого ревнивого жениха у меня нет. Подумываю о том, что неплохо бы завести «Dear Diary».
William Weasley: 13 июля, вечер В тот день мне всё-таки пришлось притворяться нормальным человеком. Не очень долго. Отец вернулся из Министерства и рассказывал свежайшие новости. Моя же задача была быть внимательным и умным и делать остроумные и проницательные догадки, хотя мысли мои так и норовили улететь обратно в Гринготтс. К тому же, сложно выглядеть умным, когда губы невольно растягиваются в улыбке от любого воспоминания о Флёр или от упоминания чего-нибудь, что я могу связать с Флёр. А я теперь могу связать с ней всё, что угодно. Даже фигура Сами-Знаете-Кого не так ужасна, когда я вспоминаю, что восстал он после третьего испытания на Турнире Трёх Волшебников, а уж там прямая, очевиднейшая связь с Флёр. Для безопасности я прикрывал рот ладонью, старательно изображая задумчивость и озабоченность нынешним положением дел в Англии. Для собственной безопасности я предельно внимательно наблюдал за каждым членом своей семьи, от меня не должен был скрыться ни один взгляд, говоривший «Что это с Биллом сегодня?». Впрочем, не ручаюсь. Я уже не могу себе полностью доверять в том, что касается конспирации и слежки. Долго не мог уснуть. Во-первых, я уже давно вырос из своей старой кровати, мне было попросту тесно и неудобно. Во-вторых, я намеренно прокручивал в памяти сегодняшний день, отслеживая, не допустил ли я ошибок, не совершил ли чего-то, что могло бы сразу отвернуть от меня Флёр. И чем дальше я вспоминал, тем больше понимал, как мало я написал Чарли. А ведь хотел всё-всё ему рассказать. Каждый раз, когда эта мысль посещала меня, я махал рукой. Буквально. Простого «Ну и ладно», произнесённого мысленно, уже не хватало. И в-третьих, я, как какой-нибудь 15-летний, представлял себе, что случится завтра, послезавтра, когда-нибудь потом, что могло бы произойти, репетировал монологи в разнообразных ситуациях. Мне было смешно и тошно от себя самого, я переворачивался с бока на бок в надежде избавиться от этих мыслей, но мне это никак не удавалось. Я словно тонул в воображаемых нереальных ситуациях. Хорошо ещё, что реальное не смешалось с нереальным, иначе я стал бы истолковывать факты, как мне было бы удобно. Впрочем, обычное воображение в данной ситуации тоже могло быть опасным. Я же с лёгкостью могу поверить в свою выдумку и вести себя так, как будто всё, о чём я сейчас мечтаю, сбылось. Не уверен, что это было бы правильно. Но вот, когда я уже отчаялся уснуть, я провалился в недолгий и тревожный сон. *** 14 июля Мне, конечно, стало несказанно приятнее ходить на работу, но я всё ещё ненавижу вставать по утрам. Тем более что встал я сегодня намеренно на час раньше, чтобы пораньше попасть в Косой переулок и там коварно поджидать Флёр. Я чувствовал себя безнадёжным мальчишкой, когда этот план – как бы невзначай столкнуться с ней у входа в банк – пришёл мне в голову. Он был совершенно идиотским, я признаю. С другой стороны, он был великолепен в своей идиотскости. Раз Флёр не разрешила мне проводить её до дома, я её встречу. Разве я не умница? План сработал как нельзя лучше. Даже непредвиденные обстоятельства (то есть, дождь) сыграли мне на руку. По крайней мере, я так думаю. Надеюсь, Флёр несказанно впечатлилась моим невозмутимым видом, когда я под проливным дождём шёл без зонта, иначе я не вижу никакого смысла в этом. Лучше бы побежал. Я, конечно, англичанин, ко всякому привык, но я всё равно не люблю дождь. А вот у Флёр зонт был. У меня уже зреет коварный план попроситься под её зонт, когда закончится рабочий день. В плане, конечно, очевидные недоработки. Например, Флёр, в отличие от меня, может помнить, что я волшебник и могу десятью способами обезопасить себя от дождя. С утра у меня, как правило, плохое настроение. За завтраком меня ужасно раздражал скрежет вилок по тарелкам и звон ложек в чашках. Я изо всех сил держался, чтобы не поругаться с мамой, которая невовремя затеяла разговор о моём внешнем виде. Но при виде Флёр я забыл обо всём. Не могу удержаться от улыбки. Боюсь, если так пойдёт и дальше, она сочтёт меня клиническим идиотом. Перспектива быть принятым за идиота подкрепляется тем, что я совершенно не знаю, каким образом учить её английскому. Её произношение кажется мне очаровательным и не нуждающимся в исправлении. Что до грамматики… Меня она устраивает до тех пор, пока я понимаю, что Флёр хочет сказать. Но ей этого мало, я понимаю. Работы у меня не очень много. Может, потому что я недавно перевёлся, а может – потому что ничто не сравнится с ликвидацией заклятий. Впрочем, поглядывая на остальных сотрудников, я решаю, что не то и не другое. Здесь в принципе мало работы достаётся людям. Здесь спокойно и размеренно. Защищённо. Надолго ли… Я специально отвёл Флёр такое место, которое видно из моего кабинета. И я вижу, что ей тоже скучно. Некоторое время уходит у меня, чтобы найти предлог, чтобы подойти к ней. Ещё немного – чтобы побороть робость. В это время я убеждаюсь, что всё приготовлено и не должно меня подвести. Я сегодня собирался тщательно, как никогда. Хвала Мерлину, я встал пораньше, так что никто этого не заметил. Хотя гремел и грохотал я, пожалуй, вдвое громче, чем обычно. Наконец, я дождался идеального момента, чтобы подойти. Когда Флёр получила письмо и увлеклась чтением. Теперь можно незаметно подкрасться. Но сначала мне нужно было найти подходящий реквизит, чтобы эффектно вытащить козырь из рукава. Козырем был томик «Сказок Барда Бидля», который я едва не отчаялся искать. Реквизитом была избрана папка с пометкой «Годовой отчёт» на ней. Я спрятал первое во второе и с деловым видом двинулся к столу Флёр. Никто не посмел бы остановить меня – с таким-то деловым видом и с таким годовым отчётом. И вот я, незамеченный, уже совсем близко. Так близко, что могу заглянуть в письмо. Мерлин побери! На французском. - Письмо из дома? – наивно догадываюсь я, не принимая в расчёт вариант, что Флёр может писать её какой-нибудь жених. Это была только следующая мысль. А следом за ней – нужно выучить французский. А то я понял только первую строчку. Там было имя Флёр, а другое слово, наверное, значит что-то вроде «дорогая» или «милая». Но мне почему-то не пришло в голову, что читать чужие письма через плечо (даже пытаться читать) – неприлично. Надеюсь, это не пришло в голову и Флёр. Я же так очаровательно сейчас улыбнулся, как вообще можно меня в чём-то упрекнуть? О, как я ненавижу себя за такие оправдательные мысли. На самом деле я так не думаю. Всё от смущения. Флёр явно не ожидала, что рядом с ней кто-то находится. Однако не вздрогнула, не выхватила палочку, не попыталась тут же защитить себя от возможной опасности. Это странно и мне ужасно нравится. С другой стороны, она назвала меня «мистером Уизли». Я воспринял это как знак того, что мне вообще-то здесь не место, и я на мгновение устыдился. Но отступать поздно, поэтому я лишь усмехнулся и помотал головой, как если бы сказал: «Ну я же просил: можно просто Билл». - Ты, наверное, скучаешь по родным? – спрашиваю я совершенно искренне, без всякого подтекста. Кому, как не мне, понять её, только закончившую школу и тут же оказавшуюся в чужой стране. Правда, я сам этого хотел, а она… Не знаю. Спрошу когда-нибудь потом. Её ответ заставляет меня улыбнуться ещё шире. Я помню её маленькую сестрёнку Габриэль. Воистину сложно было не обратить внимания на семейство Делакур в тот день перед третьим испытанием. То есть, месье Делакур был не очень примечателен, зато прекрасная половина была объектом всеобщего восхищения (и местами зависти). - Вижу, тебе нечем заняться. У меня для тебя кое-что есть, - хитро объявляю я и демонстрирую Флёр папку «Годовой отчёт». Поздно я подумал о том, что она может не знать этих слов. – Ладно, шучу, никакой это не годовой отчёт, - открываю папку и гордо предъявляю свой козырь. – Это сказки барда Бидля. Не знаю, читают ли их во Франции… Но они очень занятно и просто написаны. Думаю, тебе должно понравиться. И что, я вот так просто оставлю книжку и уйду?! - Если хочешь, - добавляю я чуть менее уверенно, - могу тебе помочь.
Fleur Weasley: Я никогда не была ленивой, но, по правде сказать, после целого утра, проведенного в праздном безделье, папка с надписью "годовой отчет" не слишком обрадовала меня своим появлением. Да, такие вот ничем не примечательные серо-зеленые папки никогда не несут с собой ничего интересного. Другое дело желтые, серебристые или красные. А тут серо-зелена. Наслаждайтесь, мисс Делакур. В мыслях своих я уже застонала O Seigneur, pour quoi faire?*, однако внешним видом своего расстройства не показала - уж очень меня разозлила хитрая ухмылка на лице Уизли, с которой он протянул мне предмет, несущий уныние всякому, кому придется иметь дело с годовыми отчетами. Эта самая ухмылка будто напоминала мне, что мы как никак, не в сказке живем, ты девочка ничего себе, но рановато расслабилась. Несмотря на все свои теплые чувства к этому англичанину, а может как раз из-за них, я бы с большим удовольствием засветила ла бы ему этой папкой по уху. Я бросила семью, переехала в эту putain Angleterre** что бы быть нагло эксплуатируемой в корыстных целях, лицезря при этом такую нахальную ухмылку? Да гори оно все.. Крутилось в моей голове, пока я, должным образом сохраняя внешнее самообладание, принимаю открытую папку, и на руки мне падает маленький синий томик с изображением знакомым с детства - пня, в котором пряталась зайчиха Шутиха. - Oh, oui, конечно читают! – вся моя непоказанная злость мигом сменяется радостью. Еще бы, каждый был бы раз обменять работу над годовым отчетом на чтение книги для дошкольного возраста. В голове сразу возникли образы из детства, как papa читал мне перед сном сказку о трех братьях, или про сердце чародея. А потом я, повзрослев, читала их своей сестренке. - Билл, vous êtes un génie, гений! Замечьательная идеъя. – Я забываю говорить на своем ломаном английском, сбиваюсь на родную речь. Заметно повеселев, открываю книгу и провожу пальцем по оглавлению, отдельным слова позволяют мне догадаться, где о какой сказке пойдет речь. - Если хочешь, могу тебе помочь, – некоторая неуверенность в голосе Билла заставляет меня стыдиться собственных мыслей, которые бушевали в моей голове еще минуту назад. Такой хороший, а еще хотела его поколотить.. Если я сейчас дам ему отворот поворот, хоть и вежливо, буду проклинать себя до конца своих дней. - Merci, если вы не заньяты, было бы славно, – хоть я и перестала называть его «мистером», перейти на «ты» для меня оказывается на удивление сложно. Может, все дело в рабочей обстановке? А может потому, что пока в Англии для меня нет ни одного по-настоящему близкого человека. Все мои «ты» остались во Франции. Обоюдно решаем сделать законный перерыв в своей, прости Мерлин, работе на блага Гринготтс, и отправляемся в кафетерий для сотрудников выпить чаю, заодно потренировать мое произношение, дабы не отвлекать других клерков в общем зале. Садимся рядом, чтобы обоим было удобно следить за текстом, и подальше от всех, потому что я уже устала ловить на себе взгляды окружающих. Хотя, может быть они смотрят и не на меня вовсе, а на моего соседа? Что ж, если бы я была воспитана хуже, я бы то же пялилась на него не отрывая глаз, чего греха таить. Но да, надо собраться с мыслями и настроиться на рабочий лад. Я наугад открываю книгу, и фортуна улыбается мне. Почти что в прямом смысле слова, потому как я попадаю на сказку о фонтане той самой Фортуны. - О, моия любимая, - радуюсь я, почти как ребенок. По сравнению с окружающими меня людьми, а особенно по сравнению с Биллом, чьи манеры себя вести раскованны и непринужденны, я действительно кажусь себе подростком. Соберись, ты же сражалась с драконом! Чем этот парень сложнее? У него даже сапоги из той же самой драконьей кожи, и кожаный браслет на руке.. Читай уже книгу, Флер. - На высОком холме в зачаг’ованном сАду, за высокими стОнами, под надежной магической защитой бил источнИк, пг’иносящий удачу, и пг’озвали его Фонтан феи Фог’туны… – прерванная, чтобы выслушать исправления, я чуть краской не залилась. Намудрила почти что в каждом слове, позор. Задетая, как урожденная перфекционистки, я решила быть внимательной, и, вспомнив разом все правила грамматики английского языка (которые не замедлили спутаться в моей голове в один большущий непонятный клубок из-за того, что кто-то пододвинулся поближе), я продолжила: - Г’аз в год, в день летнегО солнцестоиАния, в сад г’азг’ешалось войти одному-одинственному человьеку, гог’емыке… Билл, что есть «гог’емыка»?.. Если успеит он от восходА солнца до заката добг’аться до источнИка и окУнутьсья в его водЫ, всью оставшууся жизнь будьет ему сопутствовать Удача.. - я взяла паузу и сделала глоток чая. Нервно посмеивалась над своими же собственными ошибками, слушая, как тот же отрывок перечитывает на своем совершенном английском Билл. Перекинув через одно плечо свои волосы, я смотрю на него, а он смотрит в книгу, иногда киваю, чтобы Билл не усомнился в моем внимании к его работе учителя. А внимание к учебе удручающе снижается к минимуму и все больше сосредотачивается на веснушках Билла. Какой-то парень, пройдя мимо нашего столика, присвистнул, и это вывело меня из анабиоза, в котором я пребывала последнее время, – Oui, я поняла, Билл. А на какой язЫке вы говог’ить в Египте? На англесском? – подперев голову ладошками, улыбаясь, спрашиваю я. Если уж не сильна в языке, будем брать красотой. На abordage! *Господи, за что? **Гребаную/чертову/не хорошую Англию
William Weasley: Ну конечно сказки барда Бидля читают во Франции, дурья башка! Флёр должна была именно так и сказать, а не просто: «Oh, oui, конечно читают!» О чём я вообще думал?! Что сказки написаны эксклюзивно для английских детей? Мне стало совсем уж неловко. Уверен, Флёр и без меня сумеет разобраться с детскими сказками, которые, к тому же, она прекрасно знает с детства. И я уже даже собрался незаметно ускользнуть, запереться у себя в кабинете и ещё пару сотен раз назвать себя дурьей башкой, но Флёр любезно согласилась принять мою помощь. По-другому и не скажешь. В её присутствии у всех возникало желание непременно совершить героический поступок, лишь бы только ей услужить. И у меня тоже, не скрою. Но было и ещё что-то. Именно это что-то побудило меня вчера написать Чарли, что я, кажется, влюбился. Я наслышан о том, как Рон сходил с ума в присутствии Флёр. Я с ума не схожу. Я не стал бы прыгать с Астрономической башни, чтобы доказать свою преданность. Моим героическим поступком было бы защищать эту девушку в это неспокойное время. Нет, всю жизнь. Я ещё не вполне осознал, но уже ясно чувствую, что рядом с ней я становлюсь лучше, добрее, терпеливее, а никак не отчаяннее или самоувереннее. Более того, с самоуверенностью у меня явные проблемы. Флёр называет меня на «вы», и я чувствую себя от этого неуютно. Она как будто отстраняется от меня, ясно даёт мне понять, что мы не наравне. И дело даже не в том, что я её наставник, а в том, что я ей не ровня, а значит – не пара. Надеюсь, это только мои домыслы, а сам в очередной раз бурчу, что можно называть меня на «ты». Это «вы» также напоминает мне, что я старше её на 7 лет. Мерлин мой, целых 7 лет! Она же как Фред и Джордж, а я их считаю совсем мелкими. Я даже Перси считаю мелким. Сколько бы ему ни было лет, для меня он всегда останется мелким плаксивым Перси, которого побила докси. Но я совершенно не чувствую этой разницы. Наверное, потому что я старше. Не знаю, почему мне должно бы от этого быть легче пренебрегать разницей в возрасте, но я практически уверен, что младшим это даётся труднее. Когда я придумывал свой коварный план со сказками, я представлял, как мы с Флёр спрячемся за перегородкой около её рабочего стола и будем читать сказки, хихикая, как дети. Если быть точнее, то как я курсе на третьем, когда мы с моим школьным приятелем Джеффри Симмонсом, маглорождённым, на занятиях по Истории Магии садились куда-нибудь подальше и читали магловские книжки, в которых упоминалась магия. Или можно было бы запереться в моём кабинете, но это было бы слишком подозрительно в глазах сослуживцев. Когда Флёр предложила кафетерий, я с радостью согласился. Так даже удобнее. Я неожиданно для себя стал воплощением английскости. Сегодня я уже невозмутимо, как будто так и надо, прогулялся под дождём без зонта. Теперь я заказал в кафетерии чай с молоком. Не то чтобы я рисовался перед Флёр… Я хотел быть лучшим англичанином, раз уж именно мне выпала честь познакомить её с английским языком и, следственно, культурой. Пусть сам я не был в восторге от всего этого и бежал от этого в Египет – место, более непохожее на Великобританию, представить сложно. Теперь же моя задача была убедить Флёр, что в Англии вовсе не мерзко и не промозгло, а люди не чопорные и не скучные. Непосильная задача. Всё именно так и обстоит, милая Флёр. Но не все англичане такие. И Англия вполне приемлема, чтобы остаться здесь жить. За долгие годы я привык не обращать внимания на косые взгляды. Да, рыжие волосы. Да, конский хвост. Да, серьга в ухе. Да, ботинки из кожи дракона. Но сегодня их было как-то слишком много. Могу себе представить, какая мы с Флёр странная парочка. Все, наверное, ломают голову, почему мы вместе. Девушка необычайной красоты, какой в Англии не найти, и… ну, знаете, я. Я усмехаюсь, попытавшись представить нас со стороны. Будь я не я, я бы удивлялся вместе со всеми. И, может, даже распускал сплетни. Интересно, о нас уже есть сплетни? Мне бы даже хотелось, чтобы были. Интересно было бы послушать. Жаль, что я ещё не успел обзавестись здесь друзьями, которые бы мне сказали: «Билл, а это правда, что <имярек>?! Я слышал это от Бабетты, а она от Ричарсона, а ему рассказали Дирк и Стэрн». А я бы с солидным видом всё отрицал, тихо радуясь про себя, а потом бы рассказал Флёр и мы бы вместе посмеялись. На секунду я задумался, не пустить ли самому какой-нибудь слух… Но нет, это никуда не годится, я на такое не способен. Флёр открывает книгу на моей любимой сказке. Я воодушевляюсь, вспоминая, как мы с Чарли слушали её каждый вечер, и она нам совершенно не надоедала. Мы, правда, истолковывали эту сказку совершенно не так, как следовало бы. Нам были интересны приключения. Мы бы хотели сразиться с тем белым змеем, карабкаться на гору, прыгать через ручей. Мы даже пытались отправиться на поиски подобных приключений, но были пойманы родителями на полпути к соседней деревне. - О, моия любимая! – восклицает Флёр. Я недоверчиво смотрю на неё, чтобы удостовериться, шутит она или нет. Я не верю в совпадения. И ещё я ревную любимые вещи к другим людям. Мне кажется, что я больше всех люблю свою любимую группу, а остальные только поддакивают мне, не любят её так, как я. И то же с моей любимой квиддичной командой. Как я злился на Рона, когда он украл у меня плакат и повесил к себе! Но я осознаю, что сказка вполне может нравиться нам обоим. И это не то, к чему стоит ревновать. На всякий случай я не стал радостно объявлять, что «Фонтан феи Фортуны» и моя любимая сказка тоже. Это как-то глупо. Флёр может показаться, что я сказал так только затем, чтобы понравиться ей. Или зачем люди вообще могут врать о своей любимой сказке? Я раньше не пробовал. Флёр, конечно, делает ошибки. Почти в каждом слове. Я снисходительно улыбаюсь, иногда посмеиваюсь, но стараюсь не выглядеть при этом насмешливо, чтобы не задеть её. Терпеливо объясняю, как произносить каждое слово. Я бы с радостью рассказал ей про правила чтения, но они слишком громоздки, слишком несовершенны – куча исключений, исключений из исключений… Поэтому легче объяснять каждое слово в отдельности. Попутно рассказываю про грамматику, не углубляясь в подробности. Я боюсь рассказать слишком много и слишком мало. С одной стороны, я много знаю, с другой, всё это кажется мне очевидным. Даже не представляю, как трудно Флёр привыкать к чужому языку со своей особой логикой, которую можно понять, только проучив язык большую часть жизни. - Билл, что есть «гог’емыка»?.. Усмехаюсь. Я есть горемыка. Я вынужден сосредоточенно слушать Флёр и ни в коем случае не отвлекаться на её прелестные синие глаза, светлые ресницы, белокурые волосы… Нет, нельзя, вернись! Я не хочу её исправлять, совсем не хочу. Не потому, что всё, на мой взгляд, идеально, а потому что мне очень приятно её слушать. - Несчастный человек. Незадачливый, - пытаюсь объяснить я, используя ещё более сложное слово. – То есть, неудачливый. Неудачник, в общем, - я вздохнул с облегчением, найдя наконец простое и понятное слово. Хотел было привести пример, но вспоминались почему-то только члены семьи. Вспомнил Гарри Поттера, у которого каждый год в Хогвартсе что-нибудь происходит, но у меня просто язык не повернётся называть его «горемыкой» или, тем более, «неудачником». Так и не найдя примера, я принялся перечитывать отрывок, гипертрофируя своё обычное произношение для наглядности. Должно быть, это очень странно выглядит со стороны, учитывая, что до окружающих доносятся только звуки, на которых я делаю особенный акцент. Может создаться впечатление, что я то шиплю, то свищу, то рычу… А всё для того, чтобы научить тому же и Флёр. Свист какого-то парня, проходящего мимо нашего столика, заставил меня запнуться. Я хотел было резко поднять голову, чтобы посмотреть, кто был этим нахалом, и яростно посверлить его взглядом, но не стал. Ни к чему. Я сделал вид, что не заметил этого, хотя мне почему-то стало обидно. Этот свист вернул мне осознание, что Флёр нравится не только мне. Вернуться к отрывку сказки мне было уже не суждено. – Oui, я поняла, Билл. А на какой язЫке вы говог’ить в Египте? На англесском? Я поднял взгляд на Флёр и едва не подпрыгнул. Я не думал, что мы сидим так близко. Я же рискую утонуть в её синих глазах! - «На каком языке», - растерявшись, машинально поправляю я. – Да, на английском, - пауза. Мне она показалась огромной. Я не ожидал, что меня кто-нибудь когда-нибудь об этом спросит. – Впрочем, я выучил пару повседневных фраз на арабском, - прибавляю я, одновременно хвастаясь и скромничая. – Мне ещё приходилось работать с египетскими иероглифами, но это не считается, на них никто не говорит, - тут же поправляюсь и держусь изо всех сил, чтобы не рассказать Флёр всё-всё-всё, что я знаю о египетских иероглифах. – А ты знаешь ещё какие-нибудь языки? Кроме французского и, теперь можно с уверенностью сказать, английского? – последнее слово произношу с особым пафосом (это я так неказисто попытался похвалить Флёр за её успехи в английском) и улыбаюсь, стараясь не выдать своего смущения. Сам-то я никаких языков больше не знаю. Чтобы загладить неловкость момента, я отпил чая с молоком. Чай был ещё слишком горячим и слишком крепким, на мой вкус. Я невольно поморщился, почувствовав, что обжёг язык. Совсем забыл следить за собой, дурак.
Fleur Weasley: Его усмешка. Надеюсь, что мне только показалась сквозившая в ней горечь. Своя, или о ком-то другом? Вряд ли он мне об этом расскажет. Быть может потом, когда-нибудь... Мне бы очень хотелось дожить до этого "когда-нибудь", хочется понимать его. Я чувствую себя загнанной в угол. Меня бросает из крайности в крайность, как дерево, расшатывающееся на ветру из стороны в сторону. Я знаю, что мы знакомы каких-то неполных два дня, но мне уже до боли обидно, что мы потратили их практически впустую. Ведь я до сих пор не знаю твою любимую песню/время года/предмет в школе/хобби, самое счастливое воспоминание из детства, жаворонок ли ты, или сова, играешь ли в квиддич, о чем ты мечтаешь, что ненавидишь и что на дух не переносишь, что тебя раздражает и что веселит, поешь ли ты в душе, умеешь ли танцевать/готовить/вязать крестиком... Фата Морганы, да что угодно! Я же для того и сбежала сюда, ради этого мужчины, сидящего рядом! Мне хочется кричать об этом, требовать, я уверена, у меня есть на это право, потому что впервые в жизни я сделала что-то, несвойственное мне. Я, Флер Делакур, привыкшая, что ее благосклонности добиваются, наступила на горло своей гордости и на своих двоих побежала добиваться внимания рыжего англичанина! Меня не удивить букетами цветов, комплиментами, восхищенными или завистливыми взглядами, но мне все это не нужно от них теперь. Я хочу этого непохожего на остальных мужчину с серьгой в ухе и длинным рыжим хвостом. Я хочу, чтобы он смотрел не в книгу - у ее героев и так все прекрасно, по крайней мере именно в этой сказке - я хочу, чтобы он смотрел на меня! Я хочу знать, о чем он думает в данный момент, сидя рядом со мной. Я хочу знать, но... пока не имею на это права. Чертовы правила поведения, кто их придумал? Как я жила до этого все время их соблюдая? Зачем они вообще нужны, если я уже сейчас чувствую, что влюблена в этого человека? - Не.у.дач.ник, - медленно повторяю я по слогам один из наиболее понятных мне синонимов к слову "горемыка". - Стг'анное слово. Человек, котог'ый не рядом с удачей. Не-у-удачи.. Я запомню, - запомню, какая я неудачница, потому что тот, кто сидит рядом, почему-то замолчал, напрягся. Ну конечно, глупо было надеяться, что он не услышит это присвистывание. Всеобщее внимание вдруг начало давить своей тяжестью, сотрясать воздух вокруг нас. Я попыталась незаметно пододвинуться ближе к Уизли, потому что даже мне стало неуютно от всех этих взглядов. Странно, когда я не была влюблена, мне было на них наплевать. Отвлеки же меня, Билл, покажи, что тебе нет дела до этих людишек. - На ка-ком я-зы-ке, oui? - отлично, он ко мне вернулся, совсем другое дело. Правда, вид какой-то оторопелый. Такое впечатление, что его никто никогда не просил рассказать о себе. Разве такое бывает? - Vraiment? Oh, je m'excuse,* Неужели? S'il vous plaît, скажи что-нибудь! Я никогда не слышала аг'апскую речь, - настаиваю я, одаривая Биллом одной из своих обворожительных (проверено временем) улыбок. На удивление, я понимаю, что делаю это без тени притворства, как с моими прошлыми ухажерами. И, если бы я не знала совершенно точно, что вейлами могут быть только женщины, я бы билась об заклад, что в Билле есть нечто похожее. Какая-то магия, действующая на меня, так что мне хочется быть рядом и никуда не уходить, быть где-то поблизости, улыбаться, глядя на складочки в уголках его глаз. - Тебе там нг'авилось, - я не спрашиваю, а констатирую. Не сложно было понять это по тому, с каким воодушевлением он говорил о времени, проведенном за границей. Я помню, Билл говорил, что вернулся из-за семьи. С одной стороны, я злюсь на них, потому что они лишили его того, что ему нравилось. С другой стороны, Билл мог быть все еще в Египте, а я бы жила на этом сыром Альбионе еще целый год, связанная контрактом, обдумывая план побега обратно во Францию. Спасибо вам, семья Уизли, что заставили Билла вернуться домой,- Нет, с увег'енностью сказать нейзя, потому что это непг'авда, Билл! - смеюсь я и начинаю листать маленький словарик, - Ты.. как это сказать? Когда пг'еувеличивать? Вот оно - "льсти-ить"! Ты мне льстиишь, Билл. Ну вот, я и перешла на "ты". Оказывается, не так уж сложно. И мой собеседник, кажется, повеселел. Совсем другое дело. - Испанский. Моя grandmaman с папиной стог'оны была испанка. Pero esto no es importante el, porque no es el momento de hablar de alguien más además de nosotros**, - какое-то время длится пауза. Я тереблю обложку "сказок Барда", Билл пьет чай, и я уверена, что с молоком - это его любимый, потому что сидя рядом не вижу, как Уизли морщится. Слишком горький. - Merci, что сидишь со мной, что учишь. Я же понимаю, что все это ennuyeux***, не так уж и интег'есно. По сг'авнению с г'обницамми, сокг'овище и заклетьями. Спасибо, Билл, - самое страшное, если он действительно так думает. Что если ему в тягость все эти уроки, сказки, произношение по буквам? Нет, не хочу об этом думать, не надо. Только саму себя расстраивать. Он бы вряд ли носился со мной только из нежелания идти поперек начальства. Тогда.. - Завтг'а суббота. В Лондоне есть паг'ки? France знаменита своими парками, мы часто ходим гулять с сестг'ой по выходным. Если ты не занят, может быть пг'огуляемся, Билл? Не знаю, как раньше меня не посетила мысль, появившаяся в голове только сейчас. Я так волновалась, как бы донести до Билла, что я свободна. А вдруг не свободен он? Вдруг у него есть девушка, вдруг она англичанка и ждала его возвращения из Египта. Может, она и есть то обстоятельство, которое заставило его вернуться? Хорошо, что я сижу, а то на подходе ужасающая мысль о том, что, быть может, в ближайших планах у Билла свадьба? Или у него есть девушка в Египте. Какая-нибудь восточная красавица с рахат-лукумом и прочими прелестями. Да куда же делась вся твоя уверенность, Флер?! Раньше тебя подобные факты не останавливали. Раньше. Такое впечатление, что там, во Франции, была какая-то другая Флер. Быстро же меняет людей эта Англия. Эта влюбленность. *В самом деле? Прошу прощения ** Но это не важно, потому что сейчас не время говорить о ком-то другом, кроме нас ***Скучно
William Weasley: Кажется, хуже уже некуда. Я мечтаю провалиться под землю. Ужасно неловко себя чувствую и совершенно не знаю, как лучше себя повести. То ли потому, что в мои коварные планы не входил кафетерий и обсуждение меня, то ли – и это скорее всего – потому, что я и впрямь влюбился. Ощущения странные до невозможности. Сердце бьётся с таким волнением, будто я сдаю все ЖАБА одновременно; конечности немеют; в целом впечатление такое, будто я падаю куда-то с огромной высоты, набираю скорость, и каждое неосторожное слово, движение может стать роковой ошибкой – и я расшибусь об землю. Пока Флёр повторяет слово «неудачник» (достаточно оригинальным способом, должен отметить), словно приговор, я успеваю прийти к выводу, что правильного поведения в принципе нет. Есть какие-то дурацкие правила, которые я плохо знаю, зато всякие аристократы владеют ими в совершенстве. Ну и наплевать на них. Сейчас Флёр сидит здесь со мной, на этой обычной лавочке в обычном кафетерии, и это важно. А то, что у неё за стенами Гринготтса толпа куртуазных поклонников – не моё дело. В общем, всё, что мне остаётся в данной ситуации, - вести себя, как обычно. Ну и пусть я много болтаю, часто даже не по делу. Ну и пусть моё чувство юмора многие аристократы сочли бы сомнительным. Какой есть, простите. Усмехаюсь. Многие никогда не слышали арабской речи, тут Флёр упрекнуть не в чем. Я бы хотел сказать по-арабски, что у неё прекрасные глаза, но я не знаю как. Да и, в случае, если она попросит перевести, я не смогу соврать. Не хочу, чтобы она считала, будто фраза про прекрасные глаза была у меня повседневной в Египте. - Ну, это не совсем литературный арабский язык, - начинаю я издалека, - так как меня учил коллега-египтянин. У них свой диалект. И, к тому же, он утверждал, что у меня «ужасный английский акцент», - снова усмехаюсь, припоминая. Так до сих пор и не знаю, что он имел в виду: что у меня сильный акцент или что это ужасно звучит. – «На’ам» – это «да», а «ла» - нет. Так странно, кажется. «Мархабан» - здравствуй. Если бы я захотел спросить, как у тебя дела, я бы сказал: «еззэййек», но ты бы меня не поняла и ответила: «ла афхам» - «я не понимаю». Эту фразу я произносил чаще всего, - пауза. Пытаюсь вспомнить, что ещё я знаю. Не может быть, что я ограничивался этими фразами. – Вообще арабским мне приходилось пользоваться только в магазинах… Поэтому я отлично помню, что «кам» - это «сколько». Ну и, конечно, «шукран» - «спасибо», «мин фадлик» - «пожалуйста» и «афван» - «извините». Вежливость даже в Египте высоко ценится. Тем более, я иностранец… - я осёкся. Надеюсь, Флёр не примет это на своё счёт. Из моей увлечённой болтовни (не уверен, что она поняла всё) она сделала логичный вывод – мне там нравилось. Меня слегка смутило, что она так быстро меня раскусила. Впрочем, не могу удержаться от улыбки. Я бы хотел о многом ей рассказать. Я чувствую, что ей можно доверять, что с ней можно поговорить по душам. Ещё я хотел бы, чтобы у меня появилось ощущение, будто мы знакомы всю жизнь, но его нет. Может, из-за языкового барьера. Или из-за того, что мы ещё не пообщались толком и не выяснили, что у нас ещё много общего, кроме сказки барда Бидля. Но мне это не важно, честно говоря, я просто хотел бы написать Чарли о наших отношениях. Для отношений хорошо, чтобы они были, как будто мы знакомы всю жизнь. Но чего нет – того нет. Зато мне с Флёр комфортно. Хоть я и нервничаю и веду себя как-то неадекватно. Бурно протестую, когда Флёр обвиняет меня в лести. Серьёзный вид сохранять надолго не удаётся, снова широко улыбаюсь и смеюсь. За этим всем я даже не заметил, что она наконец-то обратилась ко мне на «ты». Не отдал себе в этом отчёта. Но бессознательно мне сразу стало гораздо легче и проще, я почувствовал, что могу больше себе позволить, будто… давно знакомы. Её очередь демонстрировать познания в языках. Понятия не имею, что она сказала, но это было чертовски красиво, хоть и создавалось впечатление, что она твердит какое-то заклинание в искажённом виде. Я не знаю, какой вывод сделать из её фразы. Кроме того, что испанский – очень красивый, но, возможно, мне так кажется из-за того, что Флёр что-то сказала на нём. Какое-то время длится пауза, потому что я так ничего и не отвечаю. С умным видом молчу, делая вид, что понял глубокую мысль, заложенную во фразе Флёр. Мне почему-то и в голову не приходит спросить перевод. - Ой, ну что ты, - отвечаю я прежде, чем успеваю сообразить, на что именно отвечаю. Гробницы, конечно, дело хорошее, но… - С тобой очень приятно проводить время, - снова улыбаюсь Флёр, чтобы она поняла, что я действительно так думаю. – И ты очень способная ученица, - предвидя протесты и очередное обвинение в преувеличении, я добавил (с по возможности очаровательной улыбкой): - Правда. Если бы я тебе льстил, я бы сказал, что «твой английский идеален». Мы всегда так говорим, - последнее было сказано шёпотом, словно это большая тайна. Я даже слегка нагнулся к Флёр и приложил палец к губам, чтобы эта тайна осталась между нами. Приглашение погулять застало меня врасплох. Совсем врасплох. Я настолько его не ожидал, что не мог подобрать слов, чтобы согласиться, и причин, чтобы отказаться. От неловкого (и наверняка обидного) молчания меня спасла сова. Я сразу узнал сову Кингсли и уже ожидал, что меня куда-то срочно вызывают и мне опять придётся сказать шефу, что очередной мой брат попал в больницу. Нет, пусть в этот раз будет тётушка. Я спешно развернул конверт, в котором нашёл привычный шифр, сообщавший мне время и место собрания. Сегодня будет приниматься решение, каким образом доставить Гарри Поттера от его маглов на улицу Гриммо. Хорошо бы явиться туда не просто так, а с идеей. - Извини, - пробормотал я рассеянно, смотря не на Флёр, как следовало бы, а на часы. Сова, видимо, долго меня искала. Мне уже сейчас нужно покинуть Флёр, чтобы успеть сообщить шефу, что я срочно убегаю, и, собственно, убежать. Неприятно-то как. - Твою мать, - не выдержав, выругался я. – То есть, я ничего не имею против твоей матери, это такое выражение, - спохватившись, спешно оправдываюсь я и встаю. – Лучше не запоминай его, - у меня совершенно нет времени улыбнуться при этих словах, но мой тон говорит о том, что я не серьёзен. – Прости, у меня срочные дела, мне придётся уйти прямо сейчас, - делаю короткую паузу, собираюсь с мыслями. Я упускаю что-то очень важное. – Насчёт погулять… - я снова делаю паузу, как будто раздумываю. На самом деле, я не раздумывал над ответом ни секунды, просто всё происходит так быстро, что я не могу сразу сориентироваться. – Да, конечно, давай сходим погулять. Могу я за тобой зайти? – мысли встают на место, и я возвращаюсь к своему коварному плану по покорению Флёр. – Тебе должен понравиться Сент-Джеймсский парк. Как насчёт полудня? – столько всего нужно решить сейчас, а мне уже нужно убегать. Грозный Глаз бесится, когда кто-то опаздывает. – Прости, мне действительно нужно бежать, - начинаю пятиться назад. – Напиши мне, ладно? Мне чертовски обидно уходить сейчас, когда, как мне кажется, мы с Флёр так замечательно общаемся. Уходя, я яростно комкаю письмо в руках, будто оно во всём виновато. Если уж быть справедливым, я должен бы был комкать сову. Внезапно меня озаряет, и я резко останавливаюсь и поднимаю голову, хотя до этого угрюмо смотрел себе под ноги. Я не успел далеко уйти, поэтому вернуться мне не составило труда. - Я вспомнил ещё одну фразу по-арабски, - теперь я улыбаюсь. - «Халас эшуфэк бокра». «Увидимся завтра». Ещё одно мгновение я смотрел Флёр в глаза и резко развернулся, чтобы стремительно покинуть кафетерий. Ещё бы несколько секунд – и я бы никуда не ушёл от этих глаз.
Fleur Weasley: 14 июля, вечер. Дорогой Дневник, Я никогда не страдала склонностью к подобным занятиям, как ведение личных дневников, но на правах новичка начну этот священный ритуал изливания душевных терзаний и комплексов неполноценностей на бумагу следующими словами. Я, Флер Делакур, находясь здесь, в своей съемной квартире на Риджен-стрит, находять в здравом уме и не совсем трезвой памяти заявляю, что я полная дура.. Подумав немного, я все-таки зачеркнула слово "полная", оно меня сейчас раздражало еще больше, чем слово "дура". Хотя, смысл от этого не меняется. Я все равно чувствовала себя идиоткой. За последние годы своей жизни я, как мне казалось, прочно заучила одно важное правило: не лезь вперед. Особенно когда дело касается мужчин. Они по натуре своей завоеватели, а потому на преподнесенное им добровольно смотрят без энтузиазма. А я, глупая девчонка, под белым флагом вторглась в этот город, с желанием отдать свое сердце некоему Уильяму. Уиллу. Билл. Кажется, слишком поторопилась, так что и он тоже заторопился, в противоположную от меня сторону. Ну зачем, зачем я сама предложила ему прогуляться завтра? Зачем раскрыла все свои карты? Мысль о том, что можно было сослаться на дополнительное занятие английского, просто проведенное вне стен офиса, совсем запоздала. Так что теперь мне остается только жалеть, что время нельзя повернуть назад и все исправить. А может, я и исправила, прислав из будущего сову с этим письмом, от которого Билл подскочил как ошпаренный и скрылся в неизвестном направлении? Слабый аргумент.. Да, как видно я действительно "горемыка". Особенно сейчас. Восемнадцатилетняя девушка в пятницу вечером сидит одна в своей квартире в незнакомом городе. Более того, она (то есть, конечно, я) опустилась до того, что завела личный дневник. Многие девочки переболели этой болезнью в детстве, а я вот только сейчас. По пути с работы пришлось заскочить в книжную лавку и купить это очаровательное создание в бархатном переплете, которому суждено будет скапливать в себе все мои обиды. Бедняжка, мне даже жаль его. А меня не жаль никому. Мое одиночество скрашивает чай с коньяком. С тарелки на меня грустно поглядывают крошки, оставшиеся от куска шоколадного торта, и это навевает на меня еще большее отчаянье. Даже сильные мира сего пребывают в унынии. А я, с некоторых пор, особенно после того, как пробилась на Турнир Трех Волшебников в прошлом году, была склонна причислять себя к числу этих людей. Забавно, кто-то заедает свою грусть сладким, а кто-то идет и вырубает целую деревню маглов. Каждый справляется по-своему. Пара-пара-пам. А все так хорошо начиналось.. Наш дневной урок английского. Наверное, самый продолжительный счастливый момент моего пребывания в этой стране. А потом его поспешный уход. Что это могло быть? Действительно ли тетушка Билла попала в больницу, как сказал Стэрн, когда я проходила мимо кабинета Уизли? Он еще подумал, что я тебя ищу. Возмутительная наглость! Хотя, это логично, ведь я стажерка на попечении Билла. Наверняка, просто какая-то отговорка. Я не пыталась прочитать письмо, которое принесла сова, но, кто сказал, что это не письмо от его девушки? Логично, если вспомнить, как Билл выругался и даже забыл про то, о чем мы говорили. Точнее, говорила я. Плела всякую чушь. Скрестив руки на груди, я рассерженно смотрю на открытый дневник, как если бы это был Стэрн, неудачно напомнивший мне о поспешном уходе Билла. - Ла афхам, - говорю я в тишину, окружающую меня со всех сторон. Билл сказал, что это означает «я не понимаю». Почему-то я запомнила эту фразу, а не остальные. Наверное, потому, что именно ее он чаще всего повторял в Египте. Как он сказал. Ответа не последовало, и я опустила руку. Бессмысленно дуться вечно, тем более на весь мир. Он же не виноват, что я не могу винить ни в чем Билла, остается срывать свою злость на всем остальном. Глупо. И, будто бы от меня только и требовалось сменить злость на милость, чтобы голову заполнили совсем другие мысли. А может, просто начал вырабатываться эндорфин, не знаю. Как бы там ни было, я вспомнила, как Билл внезапно вернулся, и выдернул меня из того оторопелого состояния, в которое я впала после его поспешной капитуляции. - Увидимся завтра, - сказал он. Утвердительно, будто бы и не требуя возражений. Это было чудесно. Так, что уже сейчас я ловлю себя на мысли, что улыбаюсь блаженной улыбкой. Что ты делаешь со мной, Билл Уизли? Даже когда тебя нет, одно лишь воспоминание о тебе заставляет меня улыбаться. А потому, я снова беру в руку перо, совершенно по варварски вырываю листок из нового дневника, но так, чтобы край был ровным, я знаю специальное заклинание для этого, и пишу следующее. Сher Уильям, Если ты не передумал насчет планов на завтра, то можешь зайти за мной по адресу <...> в 11 часов. Буду ждать. С Уважением, Fleur D. Коротко и ясно, зато ничего лишнего. Я пришла в восторг от сестры своего таланта - краткости, и кликнув в окно дремавшего Жерара, привязала к его лапке письмо. - Non, ce n'est pas pour Gabrielle*, отнесешь это Биллу Уизли, тому самому из Гринготтс. Узнаешь его по длинным рыжим волосам. Понял? - по видимому, понял, потому что улетел не медля. А я, убрав крошки и закрыв дневник (прятать его все ранво было не от кого), решила, что утро вечера в любом случае мудренее, и отправилась спать. Хотя, сном это назвать проблематично. Закрыв глаза, я сразу же видела перед собой его. *** 15 июля. - Oui, Ouvrez! То есть, открыто! - Кричу я, укладывая в свою сумочку несколько приготовленных мною утром грушевых и малиновых кексов, клечатый плед и кофейник, который можно будет разогреть магией прямо на месте. Само собой, сумочка расширена заклятьем изнутри. Это одни из немногих вещей, которые я могу приготовить сама, а народная мудрость утверждает, что пусть к сердцу мужчины лежит именно через желудок. Что ж, проверим, если я не так умна, как моя мать, которая справилась в свое время и без лишней готовки. Ну, в ней и вейловских чар-то вдвое больше, чем у меня! Я слышу хлопок двери и последний раз поправляю свои полосы. И хотя я знаю, что платье, надетое на мне, безумно мне идет, хоть и выглядит просто, я все равно немного нервничаю. Из кухни наблюдаю, как Билл входит и осматривает комнату, не замечая меня. - Salut, как настроение? - он оглядывается, и я понимаю, что вряд ли бы дожила до понедельника, если бы он не пришел сегодня за мной и не вытащил в этой Сент-Джеймский парк. Я еще вчера решила, что сделаю вид, будто мне совершенно не интересно, куда он сорвался вчера посреди рабочего дня. Но, я была бы не я, если бы не попыталась выяснить это окольным путем. На сегодня мой коварный план заключался в том, чтобы выяснить о Билле как можно больше, затрачивая на это минимум средств и усилий. Ну а так же привязать его к себе посильнее, насколько это возможно на третий день знакомства. - Подожди, только возьму сумочку и "сказки", - и вот мы уже идем по улицам Лондона, которые сегодня на удивление солнечны.
William Weasley: 14 июля, вечер Время текло ужасно медленно с тех пор, как мне пришлось покинуть Флёр. Мне показалось, что у меня ушло не меньше получаса, чтобы добраться до шефа, объяснить ему, что моя любимая тётушка попала в больницу, и заставить его мне при этом поверить (вообще-то из меня очень плохой врун, я всегда выдаю себя улыбкой или как-нибудь ещё, но сегодня всё прошло на удивление гладко). Я был очень удивлён, что всё же не опоздал на собрание Ордена Феникса. Собрались не все. Странно, но на собрании не присутствовал Дамблдор. Даже не берусь пытаться это как-то объяснить. Нет и всё. Вместо него сегодня председательствовал Аластор Грюм. Из всей нашей семьи, практически целиком (за исключением, разумеется, Перси) изъявившей желание помогать Ордену, на собрании были только мы с отцом. Мама ещё в Норе, готовится к переезду. Практически сразу было решено, что за Гарри отправится отряд членов Ордена. И, конечно, все изъявили желание выполнить это почётное задание. Мои мысли были далеко, и, наверное, только мне не хотелось доставлять Гарри Поттера в штаб-квартиру. Я понимаю, что с этим справятся и без меня, а я лучше бы провёл это время с Флёр. Но я тоже делаю вид, что хочу в этом участвовать, - так легче. Впрочем, всё равно вышло без особого энтузиазма. Надеюсь, сидящий рядом отец не заметил этого. Мысленно я уже готовился к завтрашней прогулке по парку, но меня то и дело вырывали из моих фантазий. Пришлось с этим смириться и всё-таки поучаствовать в обсуждении способа доставки Гарри Поттера, количестве участников операции, и, собственно, в выборе самих участников. Хотели просто послать отряд мракоборцев и уже практически решили это окончательно, но кто-то (не помню, кто; может быть, даже я) предположил, что в отряде должен быть и кто-нибудь, кто знает Гарри лично, чтобы проверить его личность. Первым вызвался Сириус, чем спровоцировал долгий спор, в ходе которого ему доказывали, что он знает Гарри недостаточно и вообще ему выходить нельзя. Затем взгляды обернулись на нас с отцом. Ну конечно, куда без Уизли в том, что касается Гарри Поттера. Я видел его всего два раза в жизни и не считаю, что смогу отличить настоящего Гарри от Пожирателя под Оборотным зельем. От этого объяснения меня спас Ремус Люпин, который был учителем Гарри и близким другом его отца. На том и порешили. Грюм возглавил операцию, поэтому ни для кого не было сюрпризом, что он взял с собой свою протеже – Нимфадору Тонкс, также известную как «Не-Называй-Меня-Нимфадорой». Я помню её ещё в школе, они учились на одном курсе с Чарли и какое-то время даже дружили. Не знаю, что у них там произошло. Знаю, что маме всегда нравилась Нимфадора и, кажется, она неспроста всё время о ней твердит и просит отца пригласить её к нам на обед. Не подружилась с одним Уизли, найдётся другой. Я пока никак не реагирую, потому что ещё даже никакого повода нет. Может, это только мои домыслы. Очень на это надеюсь. Если мама и впрямь решила свести меня и Тонкс, её постигнет жестокое разочарование. Она подойдёт к этому делу с присущим ей усердием, а потому измотает все нервы и мне, и Тонкс и даже не потрудится спросить нашего мнения. А моё сердце занято, прости, мама. Может, и Тонкс тоже несвободна, я не знаю. И даже не хочу знать. Мы бы с ней могли, пожалуй, дружить, но никак не больше. Оставалась всего одна проблема на повестке – что делать с маглами. И тогда нас бы отпустили с Мерлином – я очень ждал этой минуты. Однако эта проблема оказалась самой сложной. Просто забрать Гарри от маглов нельзя – они на дух не переносят волшебников. Думается, особенно теперь, после того, что произошло в прошлом году, когда мой отец и братья хотели забрать Гарри на Кубок Мира по квиддичу. Но нельзя же просто поджидать, когда маглы куда-нибудь отлучатся из дома. Так можно всё лето прождать. Выкрасть Гарри под покровом ночи? Мои братья уже пробовали и разбудили маглов. Тонкс шутки ради предложила отправить им письмо, что они попали в финал Всеанглийского конкурса лучших содержателей пригородных лужаек. Все посмеялись и почему-то согласились. Кто поймёт этих маглов… И вот мы наконец-то свободны и возвращаемся с отцом домой. Там нас ждал приятный сюрприз. Когда мы вернулись, все уже собрались за столом, кроме Перси, который ушёл из дома. Да-да, все. Включая Чарли. Он сидел рядом с мамой и за обе щеки уплетал луковый суп, а мама осматривала его густую рыжую щетину и изрядно отросшие волосы (но со мной он, конечно, не сравнится). Увидев меня, он быстро проглотил всё, что набрал в рот, и радостно крикнул: «Билли!» Как я ненавижу его за то, что он называет меня «Билли», но поделать с этим ничего не могу. - Чарли! Что ты здесь делаешь? – радостно откликаюсь я, но выгляжу, должно быть, ещё очень удивлённым. Родители умиляются – я так рад приезду брата, что и с места сдвинуться не могу. На самом же деле я уже почуял неладное в этом неожиданном визите. Знаю, я сам вчера в письме его просил, но я не рассчитывал, что он действительно приедет. И я оказался прав. Чарли вылез из-за стола, мы крепко обнялись (что бы я там ни подозревал, я по нему действительно соскучился), и он, сжимая моё плечо своей огромной мозолистой ручищей и развернувшись ко всей семье, заявил: «Не мог же я пропустить такое веселье – наш Билл влюбился!» О, как я тебя ненавижу, Чарли! В Болгарии по переписке ты мне нравился гораздо больше. Весельем Чарли моментально заразились близнецы и Рон, мама заметно заинтересовалась, папа растерялся, и только Джинни поддерживала меня и закатывала глаза, когда кто-то в очередной раз шутил. Я же несколько раз за вечер повторил «Повзрослей, Чарли!», а в остальном, как мог, игнорировал комментарии. Я бы ни за что не рассказал ничего, но, ко всеобщему удовольствию, за меня вещал Чарли. И цитировал моё письмо. Тогда я был рад, что написал ему не всё. Я обиделся на Чарли, но виду не подал, только замкнулся в себе и делал вид, что ничего не происходит. Что мама не хватается за голову и не твердит что-то про «чёртовых французов»; что папа не даёт мне идиотские советы, как лучше себя вести с женщинами (может, с мамой бы это и прошло, но не с Флёр же, папа!); что Чарли с близнецами не потешаются, как могут; что Рон не пунцовый… Мне даже удалось нормально поесть и не разбить тарелку об чью-нибудь голову. Я думал, что всё проходило достаточно удачно, но Рон вспомнил, что Флёр – на четверть вейла. Все моментально посерьёзнели. Стали убеждать меня, что на меня просто действуют его чары. Чарли добродушно хлопнул меня по плечу и сказал, что мне такой девушки не видать, как близнецам – значка старосты. Как отцу – поста Министра Магии. Как Рону – «Превосходно» по Зельеварению. В общем, никогда. И тут я взорвался. Вскочил из-за стола, прокричав, что это вообще не их дело. Как ребёнок, ей богу. Уже хотел было уйти, но вернулся и сказал, что мы, между прочим, завтра идём гулять в парк. И что я добьюсь Флёр любой ценой. И женюсь на ней. И мы будем счастливы в браке. И у нас будет много рыжих очаровательных детей, в которых тоже будет течь кровь вейлы. Маму при этих словах, конечно, чуть удар не хватил, но остальные уже начинали улыбаться. Оказывается, письмо Флёр уже давно пришло и было беззастенчиво вскрыто и прочитано. Я всё ещё делал вид, что злюсь, и сурово смотрел на всех, но их улыбки были слишком заразительными. «Да ну вас», - сказал я, пряча улыбку, и ушёл к себе. Когда все легли спать, ко мне пришёл Чарли, толкнул меня кулаком в бок вместо извинения и попросил рассказать поподробнее. *** 15 июля. До меня только с утра дошло, что Флёр перенесла нашу встречу на час раньше, чем я предложил. Я лишь усмехнулся этому факту и не знал, что бы это могло значить. Возможно, Флёр просто жаворонок. Или у неё какие-нибудь дела днём. В любом случае, мне нравится, что мы встретимся на час раньше, чем я даже предполагал. Снова встал пораньше, чтобы идеально собраться. Чарли жаловался, что я его разбудил. Раз уж он всё равно не спал, я заставил его помогать мне собраться. Впрочем, толку от него было мало. Он не видел разницы между двумя чёрными футболками, говорил, что «и так нормально», когда у меня не получалось ровно завязать хвост. Пришлось позволить ему спать дальше. И стоило приезжать ради этого?! В следующий раз, когда пожалуется, я ему так и скажу. А будет ли следующий раз? Я забыл спросить, на сколько Чарли пожаловал домой. Может, я вернусь сегодня – а его уже нет. Ну нет, вряд ли. Мама настаивала, чтобы я позавтракал, но я смог только выпить чаю. Какой там завтрак? Ведь у меня сегодня свидание с Флёр! Ну, или не свидание, а просто прогулка по парку. В любом случае, там будет не так людно, как в Гринготтсе, и можно будет поговорить. Даже если Флёр имела в виду просто дополнительное занятие, его можно провести с максимальной пользой для коварного плана. На всякий случай я прибыл на место на 20 минут раньше. Не люблю опаздывать. Лучше буду 20 минут стоять под дверью и постучу ровно в 11:00:00. Но я нашёл, чем занять себя в эти 20 минут. Неподалёку продавались цветы. Не понимаю, почему мне не пришло это в голову раньше. Тогда я бы обменял магические деньги на магловские, зря что ли в банке работаю. Я понимал, что за 20 минут теперь не успею этого сделать, а опоздать я никак не мог. Отчаянно смотрю на часы. Осталось уже 19 минут. Может, у Тома в «Дырявом котле» найдутся магловские деньги? Нет, вряд ли, с чего бы ему их держать у себя. Магические деньги отдавать тоже нельзя, если, конечно, я не хочу сесть в Азкабан за нарушение Статуса секретности. Остаётся прийти без цветов. Ничего страшного, наверное, но всё равно обидно. Тем более, знаю я себя, непременно всё расскажу Флёр. «Знаешь, я хотел тебе купить цветы, но у меня не было магловских денег». Мерлин, до чего же глупо. Может, украсть? Я поглядываю на небольшую лавочку и толстого продавца, на вид добродушного. Нет, так нельзя. Вот если бы Флёр попросила, тогда, может быть… Мотаю головой, отгоняя подобные мысли. Часы показывают, что осталось 15 минут. Но неужели я, волшебник, ничего не смогу придумать? Я, как назло, и заклинаний-то никаких не знаю, чтоб цветы получались. Может, что-нибудь трансфигурировать в цветы? Оглядываюсь и не нахожу ничего, что подошло бы. Эта лавочка определённо должна быть здесь, у каждого дома есть такая лавочка. Клумба с цветами, которые тоже, наверное, нельзя рвать. Да и как можно Флёр преподнести просто сорванные цветы? В общем, заниматься вандализмом ни в каком виде я не хотел. Я уже не в том возрасте, как мне казалось, чтобы совершать подобные глупости. А тем временем оставалось уже 11 минут. Дурак я, - думаю я теперь. Сто раз бы уже успел до Гринготтса и обратно. Цепляюсь за последнюю надежду – инспектирую карманы. Монеты, какие-то фантики. Постойте-ка. Это не фантики. По крайней мере, я бы не купил конфеты в таких уродливых фантиках. Но зато это вполне похоже на банкноту в 5 фунтов. Совершенно забыл, что недавно по просьбе отца заходил в магловский магазин за инструментами. Я, вне себя от радости, понёсся покупать цветы. За всё то время, что я здесь был, ни один прохожий не заинтересовался цветами, поэтому продавец был рад видеть меня точно так же, как и я был рад ему. Он то ли и впрямь очень добродушный, то ли очень хочет заработать. - Девушке цветы покупаете? - Да, - рассеянно отвечал я. От такого пестроцветья мои глаза расфокусировались, так что я, как ни старался вглядываться в цветы, ничего понять не мог. Должно быть, вид у меня был очень глупый, потому что продавец сказал: - Могу я вам помочь? - Да, пожалуйста. Ничего не понимаю в цветах. Зря я это сказал. Мой продавец хорошо знал своё дело, а потому стал рассказывать мне о языке цветов. - Вот, например, орхидея означает усердие, а маргаритки – невинность, скромность, верную любовь, а нарциссы – возобновление чувств… - Послушайте, - умоляюще прервал я его лекцию, - у меня совсем нет времени. - Хорошо. Что бы вы хотели сказать этой своей девушке? Я взглянул на часы. 7 минут. А мне ещё нужно подняться, найти нужную квартиру. Почему я такой медлительный?! Будь продавец Пожирателем, он бы меня уже точно убил. - Ну, я… - ну же, соображай! Нет времени скромничать и скрывать свои чувства от продавца цветов! – Я бы хотел сказать, что она самая прекрасная девушка на свете. Продавец хитро заулыбался. - Тогда вам либо акации – тайная любовь, либо каллы – высшая степень преклонения, уважения, восхищения. Тайная любовь – это, конечно, хорошо, это правильно, но какие-то эти акации неказистые… Каллы выглядят просто и изящно. - Каллы. И как можно быстрее! Продавец перевязал цветы ленточкой и вручил мне. Я отдал ему пятифунтовую бумажку и, поняв по его лицу, что пять фунтов – это много для букета цветов, сказал ему оставить сдачу себе, а сам поспешил к дому Флёр. Если мне повезёт, мы с продавцом будем видеться чаще. После этого приключения с цветами, мне на секунду показалось, что самое страшное позади. Но нет. Меня ждала лестница со множеством ступенек. А потом дверь. И ещё 3 минуты до встречи. Как раз, чтобы бегом преодолеть ступеньки, отдышаться и постучать ровно в 11:00:00. - Oui, Ouvrez! То есть, открыто! – слышу я в ответ и не могу удержаться от улыбки. Как я соскучился по этому голосу. Я вхожу и попадаю в Её мир. Мне слегка неловко, у меня ощущение, будто я вторгаюсь во что-то очень личное, что немногим дозволяется увидеть воочию. Но я ведь не вторгаюсь, Флёр сама захотела, чтобы я оказался в нём. Я, а не кто-то другой. - Salut, как настроение? – слышу я голос Флёр и оборачиваюсь. - Спасибо, хорошо, - тут же отвечаю я, расплываясь в улыбке. Теперь точно хорошо. – Как твоё? – но она уже не слышит меня, потому что уходит за сумочкой и сказками, оставляя меня размышлять, что в платье она ещё прекраснее, чем в мантии. В общем, каллы я купил очень кстати. Не знаю, что с ними делать, правда. Подарить сейчас, чтобы Флёр поставила их в вазу, или потом, чтобы она носила их весь день с собой в знак… того, что я купил ей цветы. Впрочем, она сама замечает цветы и мне не остаётся ничего, кроме как сказать: «Это тебе» и предоставить ей самой решать, что с ними делать. С Сент-Джеймсским парком я очень удачно угадал, потому что от дома Флёр можно дойти до него пешком, здесь недалеко. И погода благоволит. Мы выходим из дома, меня замечает мой уже знакомый продавец цветов и машет мне рукой, я кивнул ему и повёл Флёр по лондонским улочкам. - Как там в Гринготтсе дела? – весело спрашиваю я. – Ничего не случилось в моё отсутствие? Нужно было сразу у дома предложить Флёр руку. Опять я не сообразил вовремя, а сейчас уже как-то поздно. А было бы хорошо прогуливаться под руку. Ну ладно, может, уже в парке будет подходящий момент.
Fleur Weasley: Il semble que quelqu'un ait convoqué l'espoir Les rues sont des jardins je danse sur les trottoirs Il semble que mes bras soient devenus des ailes Qu'à chaque instant qui vole je puisse toucher le ciel* Этот город не безнадежен. Еще вчера я бы поспорила на сей счет, но не сегодня. Не оправдались мои страхи по поводу того, что план похода в парк может потерпеть сокрушительное фиаско против капризной английской погоды. Июль окутывал своей теплотой, прятал в тени невысоких домов викторианской эпохи, пока мы вдвоем с Биллом шли по направлению к парку. Я украдкой всматривалась в стеклянные витрины первых этажей, пытаясь выловить наши отражения среди отражений других прохожих. Их заметно прибавилось, с того момента как мы вышли из дверей моего дома. Подумать, так выходной день, для Англии ничего особенного. Но для меня это было ново. Во Франции все стараются поспать подольше в свои выходные, на улицу выбираются только ближе к вечеру, когда домашние уже успевают изрядно утомить своим присутствием. В будние, конечно, совсем другая картина: ранние пташки французы уже с семи утра оккупируют уличные зоны кафе, и, вооружившись свежей утренней газетой, поглощают свою порцию кофе и круассанов. Зимой ли, летом ли – картина одна и та же, меняется лишь степень одетости. Англичане, же, как мне кажется, просто привыкли ранним вставаниям, так что даже по субботам не могут изменить своему распорядку. Кафе уже заняты вышедшими на ранний (одиннадцать часов по меркам субботы действительно рано) моцион жителями Лондона. Родители с детьми, бабушки с дедушками, молодые парочки. Я тихо радуюсь тем взглядам, которые бросают в нашу с Биллом сторону прохожие, попутно сближаясь со своим спутником, будто бы для того лишь, чтобы не врезаться в идущих навстречу. Но, когда препятствие остается позади, не спешу отстраняться. Попросту не могу себя заставить. Со мной никогда еще не случалось чего-то подобного. Билл подкупает меня своей скромностью. Нет, не так. Это не скромность. Скорее, отсутствие лишних слов, движений. Наверное, меня очень долгое время окружали люди, изо всех сил пытающиеся создать о себе хорошее впечатление. На деле все они оказывались пустыми и неинтересными. А Билл другой. Кажущаяся некоторая скованность лишь скрывает то, что не положено знать никому из окружающих его людей. Очень тщательно скрывает. Привычка старшего сына? Возможно. Как бы там ни было, меня это не смущает, скорее наоборот притягивает. Я тоже не из болтливых. Вернее сказать, не болтливых искренне о себе, ну, знаете, любителей рубить о себе все правду здесь-и-сейчас-и-не-важно-кому. Я редко откровенничаю с малознакомыми мне людьми. Любезность, общительность – это да, в разумных пределах, но не открытость. Ее еще надо заслужить. И Билл, похоже, делает все для этого возможное. Взять ли хотя бы цветы, что он принес мне. Я улыбаюсь, представляя, что сегодня вечером, когда я расстанусь со своим спутником, цветы, подаренные им, встретят меня дома. Пришлось оставить их там, я боялась, что они могут не дожить до конца дня, если бы я взяла их с собой. Я так и сказала Биллу. Было бы жаль, они такие красивые. Изящные в своей простоте, белые бутоны, будто бы выкрашенные импрессионистом изнутри фиолетовой краской. Не знаю, как они называются, но мне очень понравились. И хотя я сказала лишь «merci», сопроводив его улыбкой, внутри я прямо-таки ликовала. И не только потому что цветы прекрасны, но и потому что подобный жест со стороны Билла значил явно нечто большее, чем просто знак уважения к девушке на третий день знакомства, которое к тому же осложнено рабочими обязанностями, имя которой в переводе с французского значит «цветок». А еще я научилась как истинные англичане отвечать на вопрос «как дела?» просто «хорошо». У них ведь не принято всерьез интересоваться тем, как у тебя действительно дела. А потому, собираясь на выход, я просто ответила через плечо Биллу их чисто-английское «fine». На одном из поворотом мне улыбается удача, и он предлагает мне руку. Я не думаю отказываться. Уже начинаю привыкать к его веселой, где-то даже с усмешкой, манере вести эту игру, подыгрываю как умею, улыбаясь и поддерживая беседу. Обычно до состояния «своя в доску веселушка» я не дохожу, но мне иногда склонна манера вести долгую беседу ни о чем, чтобы донести одну единственную важную вещь. Причем я не всегда это за собой замечаю. Боюсь показаться легкомысленной болтушкой, но ничего не могу с собой поделать. В конце концов, я уже неоднократно доказывала, что мозги у меня на месте, так что можно иногда и не следить за собой. Не смотря на то, что я в чужом городе. В присутствии Уизли чувствую себя необычайно спокойно, и для меня это странно. Не припомню такого с другими молодыми людьми. - Как там в Гринготтсе дела? – весело спрашивает он. – Ничего не случилось в моё отсутствие? Разрываюсь от желания рассказать, что я будто в клетке провела последние часы рабочего дня в его отсутствии. Вместо этого дежурно улыбаюсь. - Все ног’мально. Было сложно без ценнейшего сотг’удника, но отдел все же спг’авился, - пытаюсь я пошутить. Надеюсь, мои истинные настроения при этом не написаны у меня на лице. – Как твоя тетушка? Что-то grave… сег’йозное? - не оставляю я попытки выяснить истинную причину побега. Вчера ночью, уже задолго после отправки письма, я снова обдумала ситуацию, вспомнив все мелочи, и, путем сложного аналитического анализа пришла к выводу, что Билл не мог сбежать из Гринготтс к своей девушке. По каким-то другим сложным и неприятным обстоятельствам – само собой, а вот к девушке совершенно точно нет. Печально, но в этом выводе мне помог даже не столько сложный анализ, сколько женская интуиция. Его пристальный взгляд тогда на прощанье еще долго не будет отпускать меня. Несправедливо, что люди вынуждены прерываться на повседневные дела. Будь мы снова в том миге в кафетерии, и если бы нам не нужно было расстаться там же на месте, не пришлось бы сейчас наверстывать упущенное, снова сокращаться расстояние, подбираться ближе к друг другу. Но это поправимо. Кроны деревьев Сент-Джеймсского парка скрывают нас от жарких лучшей солнца, от маглов, пришедших сюда на прогулку, как и мы. Билл ведет меня к озеру, подальше от многолюдных тропинок с их оживленным движением. По пути разговариваем о разных мелочах. Мне нравится слушать твои рассказы, ты иногда увлекаешься, а потом, вспомнив, что мне надо тренировать свой английский, задаешь встречные вопросы. - Часто здесь бываешь? А то паг’к большой, не тг’удно и блуждать, то есть заблуждать.. за-блу-дить-ся, – сложностями нас не испугаешь, а потому я не оставляю попытки разговора несмотря на свой английский, который пока оставляет желать лучшего. Тем временем мы находим подходящее место для того, чтобы расположиться. Плакучая ива прекрасно защищает от набирающей силу жары, не лишая при этом целиком солнечного света, который пробивался через изрезанную крону. Билл, наверное, намеревался расположиться прямо на траве, но под его удивленным взглядом я извлекаю из сумочки клечатый плед. Ну, не все же ему меня удивлять сказками Барда, потом цветами.. Устраиваемся, и я продолжаю выпендриваться показывать «чудеса магии», вытаскивая из своей маленькой сумочки тарелку с кексами и печеньем. Украдкой (я еще сохраняю осторожность на случай появления маглов) взмахиваю палочкой, заставляя кипеть кофейник. Прослеживая взгляд Билла лишь пожимаю плечами и извлекаю на свет две чашки, - Хочу отблагодаг’ить тебя за наши занятия. Ne le font pas!** Возражения не пг'инимаются, - пока наливаю кофе, продолжаю с непринужденным видом, хотя сама беспокоюсь, положила ли я сахар в кофе, или нет, и любит ли Билл вообще сладкий кофе? Ладно, на этот случай есть старая добрая магия, надеюсь, я ничего не напутаю, хотя это очень просто сделать, когда мысли мои витают вокруг Билла. Я уже досконально изучила его сегодняшний внешний вид – от небрежно стянутого хвоста, который нравился мне гораздо больше аккуратного, до черной футболки, джинс, и (Мерлинова борода!) кед, которые пришли на смену кожаным сапогам. Укашения остались прежними, но, Билл ведь не девица, чтобы менять их каждый день. - Так, эти с гг’ушей, – указываю я на одну половину тарелки, - а эти с… забыла название. Такая ягода из маленьких шаг’иков, г’озовая, en français «de framboise»*** – в своем дефиците словарного запаса я ищу помощи у Билла: - точно, малина! – и радуюсь как ребенок, наверное. Я действительно кажусь себе ребенком рядом с Биллом, я-то ведь без месяца – школьница, а он уже взрослый мужчина, повидавший много на своем пути. Гробницы, заклинания, да и кексами, наверняка, не впервые пытаются завоевать его расположение. Но это мы еще посмотрим, кто кого. С тем расчетом, что это должно было выглядеть эффектно, но без лишнего пафоса, перекидываю свои волосы на одно плечо. Car je suis l'amoureuse, je suis ton amoureuse Et je chante pour toi la seule de toutes les choses Qui vaille d'être là qui vaille d'être là ***** - Qu'est-ce que nous avons aujourd'hui?**** Почитаем Барда, или пг’осто поговог’им? - я вижу загадочную улыбку на его лице. Настает мой черед улыбаться, потому что я не в силах противиться его взгляду больше нескольких секунд. Это ли означает, что ты влюбилась поуши? *Кажется, будто кто-то Пригласил надежду, Улицы, сады, Я танцую на тротуарах. Кажется, что мои руки Превратились в крылья, Что каждый миг Я могу коснуться неба… ©Carla Bruni - L'Amoureuse **не надо ***на французском «малина» ****Что у нас сегодня? ***** Потому что я влюблена, влюблена в тебя, И я пою для тебя. Единственное из всего, что есть, Что должно быть здесь... ©Carla Bruni - L'Amoureuse
William Weasley: Я уже совсем забыл, какую отговорку использовал для отлучки с работы вчера. Соврал и забыл. Более того, я не думал, что Флёр об этом знает, поэтому слегка удивился, что она интересуется здоровьем моей тётушки. Это немедленно отразилось на моём лице. - Что? А, тётушка… - почему я вспоминаю и собираюсь с мыслями вслух?! – Да нет, ничего серьёзного. Она страшная паникёрша, моя тётушка, - до чего же я неубедителен. – Буквально из-за каждой царапины бежит к врачу. Я ещё некоторое время рассказываю о тётушке, потому что знаю, что ложь хороша деталями. Не так уж я и врал, впрочем. Тётушка у меня есть. Другое дело, что тётушка Мюриэль такая древняя, что она тётушка моей матери и матери её матери, но всё равно по традиции зовётся «тётушкой». И она действительно знатный ипохондрик. И действительно приезжала к нам каждое Рождество раньше и всех доставала, пока близнецы над ней не подшутили. Ложь только в том, что она вчера попала в больницу. Эта старая сова, на самом деле, практически никогда не болеет и, я уверен, всех нас переживёт. Самые вредные – самые живучие. Со всей этой болтовнёй я, конечно, не забыл усмехнуться шутке Флёр. По-моему, это огромный прогресс. Шутить на неродном языке – это уже серьёзно. Это значит, как мне кажется, что Флёр освоилась с языком. И ещё как! Такой прелестный сарказм! Она вообще поражает меня тем, как быстро она адаптировалась. Вчера она показала, как она умеет разговаривать о погоде, сегодня – единственный верный ответ на вопрос: «Как дела» и прелестный сарказм. В понедельник поразит меня цитатами из Шекспира, и мне ничего не останется, кроме как пригласить её на скачки и партию в крикет. У меня, кстати, новая методика преподавания. Я не исправляю Флёр сразу, а предоставляю ей возможность сделать это самой. Она уже чувствует, где ошибается и как нужно исправиться. Я готов ей аплодировать. Какие там сказки барда Бидля? Она, наверное, по вечерам английские грамматики читает. Совсем скоро я ей уже не буду нужен. Я слышал, что учеников сложно отпускать в самостоятельное плавание. Эту ученицу мне будет отпустить сложнее всего. - К сожалению, мне редко выпадает возможность погулять здесь. По Лондону вообще. Сам я из Девоншира, это на юге Англии, так что мне проблематично было добираться, пока трансгрессия была не разрешена. А потом я уехал в Египет, - делаю паузу, понимая, что главной мыслью всего вышесказанного была: «Спасибо, милая Флёр, что предложила прогуляться в парке». – Но ты не бойся, мы не заблудимся, - спешу я её успокоить на всякий случай. Не знаю, почему я так уверен. У меня нет навыков ориентирования на местности, я не знаю этот парк, он действительно огромен и не так уж просто спланирован. Думаю, это из-за Флёр. Когда она рядом, я готов горы свернуть. Мы медленно прогуливаемся по Сент-Джеймсскому парку в поисках достаточно отдалённого и тихого места, болтаем о мелочах. Попутно я рассказываю, что помню из курса Магловедения, о парке и его истории. Оказывается, я довольно много помню. Одно воспоминание зацепляется за другое… Эх, вот бы бросить всё: эту войну, эту Англию - и отправиться с Флёр путешествовать. Я бы показал ей Новую Зеландию с её прекрасными драконами. Мы бы поплавали в Атлантическом океане с морскими змеями (прекрасные и абсолютно безвредные животные). Мы бы съездили куда-нибудь в Южную Америку на фиесту. Заглянули бы Египет, там очень красиво. Я бы ни секунды дольше не раздумывал и предложил бы Флёр объездить со мной весь мир, но всё же меня удерживает осознание, что сейчас идёт война и что я нужен здесь. Может, потом… Наконец мы нашли подходящее место. На берегу озера, под плакучей ивой. Здесь не так жарко и действительно тихо – этого я и искал. Я уже собирался сесть прямо на траву, но Флёр в очередной раз за день меня поразила. Из своей маленькой сумочки (да в такую только карандаш и поместится!) она достала клетчатый плед и расстелила на траве. Не удерживаюсь от восторженного «Ого!» и вообще всем своим видом показываю, как я впечатлён этим чудом предусмотрительности. Но это ещё не всё. Из той же сумочки Флёр извлекла тарелку с кексами и печеньем и кофейник. Я поражён. Тут уже не только предусмотрительность. Флёр говорит, что хочет меня отблагодарить, я принимаю такой ответ. Мне так кажется. Может, потом я задумаюсь над этим и пойму, что вариант с благодарностью меня не устраивает, что я ощущаю за этим нечто большее. Но не сейчас. Сейчас я настолько убеждён, что это благодарность (что, впрочем, не заставляет меня думать, будто между мной и Флёр нет особенных отношений), что мне даже кажется, что кексы должны были случиться, никак иначе Флёр не могла себя повести. Я немедленно отважился попробовать кекс с «гг’ушей». «Отважился» потому, что наслышан, что нынче девушки либо вовсе не умеют готовить, либо готовят плохо. Но я даже подумать не посмел, что это относится к Флёр. Я был уверен, что она превосходно готовит. Не потому, что она француженка, а французы славятся своей кухней, а потому, что… Просто потому, что это Флёр. Я в ней не сомневаюсь. - Малина, - угадываю я ягоду по описанию. Догадка осенила меня так внезапно, что я забыл, что недожевал кекс. Ну и манеры у меня, Мерлин. Нужно срочно исправляться. Я отпил кофе и наконец проглотил всё, что мешало мне говорить. - Спасибо большое, кексы потрясающие, - усиленно киваю головой в подтверждение своих слов. – И очень кстати – я забыл позавтракать. Но кое-что я сделать не забыл. На вопрос Флёр я не смог удержаться от хитрой ухмылки. Моя очередь показывать фокусы. - Нет, сейчас кое-что другое, - отвечаю я и поднимаю вверх указательный палец, точно как фокусники привлекают к себе внимание перед тем, как извлечь из цилиндра кролика (жулики!). Из кармана я извлёк не кролика (хотя было бы эффектно, наверное), а маленькую шахматную доску и гордо демонстрирую её Флёр, издав звук вроде "Тадаа" - фокус сделан. Мне даже не пришло в голову, что она может не любить шахматы. Если бы она не умела, я бы её с радостью научил – у меня в этом огромный опыт, ведь это я учил всех братьев и Джинни шахматам, пока отец пропадал на работе. – Её, конечно, нужно увеличить… - чуть скромничаю я и незамедлительно увеличиваю шахматную доску до нормальных размеров. – Знаешь правила? – спрашиваю я, тайно желая научить Флёр и шахматам тоже. Я настолько возомнил себя учителем, что не спрашиваю Флёр, хочет она играть в шахматы или нет, ровно как и не спрашивал, хочет она читать «Сказки» или нет, а просто вручил ей книжку. Впрочем, причина может крыться и в другом. Я слишком много фантазирую. Я представлял, как здорово будет вместе читать сказку (и я ведь не ошибся, так?). Теперь я представил, что было бы хорошо нам поиграть в шахматы. Мне всегда казалось, что это сближает. Мы будем знать образ мыслей друг друга. А заодно за шахматами можно мило побеседовать. И самое важное – мы будем сидеть напротив и очень близко. Если вы понимаете, что я имею в виду.
Fleur Weasley: - D'échecs!* - наверное, моя реакция на шахматы удивила Билла. Хотя по мне, нет ничего удивительного в том, что девушка может уметь играть в шахматы. И то что в последние годы эта игра, скажем так, вышла из моды, и девушки в большинстве своем забросили это занятие, меня ничуть не беспокоило, потому что я всегда считала, что следовать моде во всем - это по меньшей мере глупо. - En anglais il est?**... Как ты сказал? Шах мрак? - мое произношение опять потянуло не в ту сторону, и потому еще минуты две ушло на то, чтобы научить меня правильно говорить "шахматы". Билл тем временем уже расставил фигурки и увеличил их. Думаю, не стоит напоминать, что мы имеем дело с волшебными шахматами, что подразумевает их некоторую особенность поведения. Наверное, ими уже давно не играли, потому что некоторые фигурки были более чем настроены ринуться в бой. Особенно отличался среди них черный слон, который, как только его увеличили до нормальных размеров шахматной фигурки и поставили на свое место, тут же начал проводить разминку своих конечностей. Методом нехитрой жеребьевки (Билл зажал в каждой ладони фигурки разных цветов, а мне нужно было выбрать) мне досталась белые, и это значило, что первый ход делать мне. Белая королева величаво помахала мне рукой со своей начальной позиции, а король кивнул, что еще больше подтвердило мою догадку о том, что фигурами уже давно не играли, и они не прочь пройтись по полю. Но лично я на их месте не радовалась бы очень сильно. – Знаешь правила? - осведомляется Билл между делом. Интересно, что он не спрашивает "не хочешь ли сыграть", или "может быть, поиграем, если хочешь". Значит, играть придется в любом случае. Такая настойчивость с его стороны мне нравится, хоть я и понимаю, что в будущем это может грозить своими последствиями. Особенно если учесть то, что Билл как-никак мой начальник. Ну, грубо говоря, вдруг ему все же придет в голову поэксплуатировать меня на благо того самого "годового отчета"? Ну да ладно, там придумаем что-нибудь, выкрутимся. В любом случае затея с шахматами мне нравится. К тому же есть возможность потренировать цифры от одного до восьми, согласитесь - важное упражнение. - Oui. Мы с papa иногда иг'аем в шахмАты. Пг'авда, чаще выиг'ывает он, а не я, - немного смутившись, отвечаю я. Что правда, то правда. Против Ксавьера Делакур приемов мало, а потому он всегда подходит к игре со мной смеясь, а я философски - главное не победа, главное игра. Наверное, я зря это сказала, потому что мои фигуры заметно напряглись таким положением дел. Это могло значить, что мне попался сильный соперник. Почему-то я даже этому не удивляюсь. Наверное потому что заведомо проиграла свою партию, еще в последний день Турнира Трех волшебников, когда впервые увидела Билла. - Моя мама больше с ним не иг’ает, она не любит проиг’ывать. А Gabriele не ошень то и любит шахмАты. В общем, возможно паг'тия будет ког'откой, - улыбаюсь я, и делаю первый ход: - Пешка на С четыг'е. Да, игра не требовала отлагательств, потому что некоторые фигуры уже начинали нетерпеливо ворчать что-то вроде «хватит чесать языками! Начинайте уже играть!». Поэтому я не стала дальше тянуть. Какая идиллическая картина - пикник на обочине современности, когда пара молодых людей играет в шахматы, а не, скажем, в карты, или же просто не маются от безделья. Что-то в этом определенно есть. Может быть, Билл подумал о том же, потому что взгляд его, блуждающий по шахматной доске, наполнился теплыми искорками. И только некоторое время спустя я поняла, что это не взгляд, а рыжие ресницы его искрят на солнце. Как мне это нравится. Первая стадия игры прошла без экспрессий, если не считать того, что я уже лишилась трех фигур - результат моего чрезмерного внимания в большей степени к противнику, нежели к игре. Билл же лишился всего одной пешки. Так я отомстила ему за своего коня. Черный слон на его половине доски ликовал, как мне казалось, раньше времени. Ну, а может, и нет. Билл был как всегда спокоен и уверен в себе, я же начинала понемногу заводиться. К развлечениям подобного рода я всегда подходила со всей серьезностью, а потому, с какой видимой легкостью мой соперник делает очередной ход, в большинстве случаев долго не раздумывая, в отличии от меня, ставило в тупик. Да, в шахматы я проигрывала часто, но даже после такого опыта я не говорю, что привыкла к поражениям. Возможно, многим может казаться, что я легко переношу неудачи, как например, все на том же Турнире, про себя могу сказать, что каждый проигрыш дается мне с трудом. Наверное, поэтому я так люблю выигрывать там, где мое превосходство затмевает всех, не на арене турнира, так в бальной зале. Но еще больше люблю выигрывать там, где этого никто не ожидает от меня. По крайней мере сейчас в этой партии с Биллом, я не проиграла на десятой минуте, а это уже достижение. - Ты хог’ошо играешь. Кто тебя научил, Билл? У вас в семье, наверное, все иг’ают?- в перерыве между своим ходом и его, спрашиваю я. Конечно, в корыстных целях узнать о нем побольше. Мы уже успели на пару разделаться с кофе, и оккупировали доску гораздо плотнее, нежели в начале игры. Я буквально нависала над ней, как будто мои вейловские чары могли помочь мне выиграть. Пока что они (или все же мое умение худо-бедно играть), помогало мне не продуть. А вот мне даже интересно, действуют ли мои чары на Билла? Или он всегда такой довольный? Ну конечно, после нескольких кексов любой на его месте был бы доволен. Уж что-то, а сладкое готовить я умею. Вот с мясом дело идет хуже, и совсем никак не идет оно с супами. То не доварю, то пересолю. В общем, мрак. Но никто не узнает эту страшную тайну, разве что мой будущий муж, но к этому времени мы уже будем женаты, и ему невольно придется это терпеть. *Шахматы! ** По-английски это будет?
William Weasley: Я расставляю фигурки и попутно помогаю Флёр правильно произносить слово «шахматы». Вариант «шах мрак» мне, конечно, понравился больше всего, даже жаль исправлять. Чувствую, именно шах мрак нам и предстоит, потому что я с недовольством осознаю, что совсем не хочу играть в шахматы. Я думал, будет здорово, но сейчас, когда назад пути уже нет, я решил, что просто болтать – гораздо лучше. И кто я после этого? - Oui. Мы с papa иногда иг'аем в шахмАты. Пг'авда, чаще выиг'ывает он, а не я, - ответила Флёр. Фигурки явно не обрадовались такому ответу, они нервно напряглись и стали переглядываться. Я уже и забыл, что они себя так ведут. - Зря ты это сказала, - с улыбкой замечаю я. – Теперь они будут плохо тебя слушаться и давать советы, - фигуры притворились очень оскорблёнными, чем только подтвердили мои слова. – Ну же, поприветствуйте Флёр, - обратился я к ним, - и ведите себя хорошо. Она одолела дракона, шахматы для неё – раз плюнуть. Фигуры нехотя поклонились своей новой хозяйке. Думаю, они всё равно будут вмешиваться со своими советами и оспаривать её команды, но тут уж ничего не поделать – они слишком стары, чтобы их перевоспитывать. Утром я опасался, что увлекусь игрой настолько, что совсем забуду о Флёр. Зря опасался. Всё произошло с точностью до наоборот. Мне не было совершенно никакого дела до игры, я практически не раздумывал над ходами, всё моё внимание было приковано к Флёр. К её тонким пальцам, двигающим фигуры. К изящным запястьям. К тени от ресниц на щеках. Разумеется, разглядывать её в упор я не мог, это нескромно даже для меня. Поэтому я делал вид, что всё время рассматриваю природу вокруг нас – но взгляд мой то и дело возвращался к ней. А каждый раз, когда мне приходилось делать ход, расстановка фигур на доске оказывалась для меня сюрпризом. Слава Мерлину, фигуры за много лет привыкли меня слушаться и, даже если замечали, что их полководец недостаточно внимателен, виду не подавали. Впрочем, даже при такой замечательной маскировке, мы с Флёр пару раз встретились глазами. Каждый раз я неловко и по возможности приветливо (не знаю, возможно ли такое сочетание, но ощущал я это именно так) улыбался и спешил отвести глаза. Сначала мне и впрямь было неловко: Флёр будто поймала меня на месте преступления. Потом я понял, что не такое уж это, в сущности, и преступление, и продолжил эту дразнящую игру. - Ты хог’ошо играешь. Кто тебя научил, Билл? У вас в семье, наверное, все иг’ают? – спросила Флёр. Только сейчас я осознал, что мы некоторое время молчали, не считая команд фигурам. Что ж, теперь я знаю, что молчать с ней мне тоже приятно. Я не обращаю внимания на очевиднейший вывод, что она моих чувств не разделяет, поэтому и прервала тишину. Я реагирую на слова и не успеваю думать, что может крыться за ними. Тем лучше. - Спасибо, - усмехнувшись и смущённо опустив голову (нет, я только сделал вид, что смутился), ответил я, - ты тоже не так плоха, как ожидали фигуры, - ох, не умею я делать комплименты! Нужно скорее улыбнуться, чтобы этот провал показался шуткой. – Меня учил отец, а его – дед, которому, собственно, и принадлежали шахматы. И унаследовали его ворчливость, кстати, - усмехнулся я, когда моя ладья сделала мне замечание, что мне стоит меньше болтать, а поскорее делать ход. – Все играют, кроме, пожалуй, мамы… Может, играла раньше, но потом ей стало как-то не до шахмат. Семь детей, знаешь ли… - я замолчал, почему-то вдруг застеснявшись своей большой семьи. Раньше в волшебном мире это было нормой, сейчас же скорее дурной тон. Впрочем, мне тут же стало стыдно за себя и я решил побольше рассказать о себе. Шокировать так шокировать. – У меня пять младших братьев, которых уже я учил играть в шахматы. Рон – думаю, с ним ты встречалась, - мой самый способный ученик, так что уже он учил нашу сестру Джинни. Не знаю, правда, насколько успешно… - внезапно я вспомнил, что у меня есть ещё «любимая тётушка», о которой я бессовестно соврал вчера. Наверное, было бы правдоподобно и её сюда приплести. – Тётушка ни разу не играла на моей памяти. Я ошибся. Не надо было приплетать тётушку. Я только глубже погружаюсь в свою ложь, мне это совсем не нравится. Ведь я мог бы просто промолчать сейчас. У нормальных людей тётушки не считаются семьёй. Особенно, если она и так огромная. Вместе со злостью на себя приходит идея рассказать Флёр правду. Я, конечно, не могу выдать тайное существование Ордена, только чтобы оправдаться перед ней, но хотя бы безвредную часть правды сказать можно. Как бы я ни был влюблён, как бы я ни хотел рассказать Флёр всё-всё-всё, как бы мне ни было противно врать именно ей, я всё ещё отдаю себе отчёт в том, что следует говорить, а что нет. - Забудь про тётушку, - добавляю я чуть тише, снова опустив голову и старательно рассматривая клетчатый плед. – Ты ведь, наверное, догадалась, что это не настоящая причина моего ухода с работы вчера, - я чувствую себя виноватым. Технически, я Флёр не врал, но я поддержал свою вчерашнюю ложь, которую она узнала от кого-то. Скупая попытка обмануть совесть. – Я не хотел тебя обманывать, прости. Я не могу сказать тебе правду, - серьёзно смотрю в глаза Флёр, пытаясь понять, что она может подумать. – Может, потом… Могу только сказать, что это связано с Гарри Поттером. Не знаю, удачно или нет, но я решил, что так будет понятнее. Несмотря на то, что связь с Гарри Поттером довольно косвенная. Вчера мы обсуждали способ его доставки в штаб-квартиру. В остальном же… Тот-Кого-Нельзя-Называть охотится за ним. Я даже не знаю, верит ли Флёр в том, что он возродился. Глупо бы я выглядел, рассказав про организацию, которая с ним борется, если она так не считает. сначала поболтаем, а потом я тебя поцелую а то потом орден будет не к месту
Fleur Weasley: - Она одолела дракона, шахматы для неё – раз плюнуть, - наверное, я покраснела при этих словах. Если честно, не думала, что Билл сильно интересовался Турниром. По крайней мере в нашем разговоре эта тема прозвучала чуть ли не впервые за время знакомства. Я никак не думала, что Уизли следил за его ходом, а уж тем более помнит такие подробности. Хотя, чему я удивляюсь? Весь мир, кажется, об этом знает. И лишь одна я знаю, чего мне это стоило, и каких страхов я натерпелась на поле. Если бы можно было повернуть все назад, я бы никогда в жизни не кинула свое имя в тот чертовый кубок. Я помню, как не могла подобрать ни одного стоящего заклинания, а дракон уже двигался в мою сторону. Я тогда сразу подумала, что вот она смерть. Но почему здесь и сейчас? Я ведь этого совсем не хочу. У меня ведь все прекрасно, любящие родные, чудесный дом, я красива и я же ни разу за всю жизнь не влюблялась по-настоящему! Почему, Мерлин подери этого дракона?! Сейчас ведь даже не война! Наверное, это вопиющее чувство несправедливости и подало мне идею, как победить. Победить.. а я ведь просто хотела выбраться с этой треклятой арены… - Ну да, конечно, Зеленый Валийский. Ошень стг'ашный дг'акон, - с выражением пытаюсь я убедить свою белую "армию". Билл, конечно, понимает, что это все наигранно, Валийский Зеленый чуть ли не самый безобидный дракон из всех существующих. Не знаю, было ли видно по мне, как я напряглась, но я всячески попыталась скрыть это, отогнав подальше неприятные воспоминания. Мои слова, конечно, не слишком действуют на фигуры. Мда, «подумаешь, дракон!» – написано у них на лицах. Конечно, будь хоть Василиск, им все равно, они же фигурки. Из дерева, или чего-то еще. Они все равно продолжают давать свои советы мне, или же просто без энтузиазма передвигаются по доске. В любом случае, пусть так, но это того стоило. Мне понравилось, что Билл заступился за меня, даже перед этими неодушевленными крохами. Его взгляд блуждает по сторонам. Я начинаю думать, что ему скучно со мной. Ловлю его взгляд и убеждаюсь в этом, когда он поспешно отводит глаза. Мне обидно, хоть я и стараюсь не подавать вида. Если говорить про себя, то мне было бы достаточно вот так просто сидеть и смотреть на Билла, как он недолго думает над ходом, как щурит глаза на солнце, как потягивается, будто кот, когда спина затекает от долгого пребывания в одном положении. Мне кажется, я теперь начинаю понимать, что чувствуют люди, когда я ловлю на себе их взгляд. Не знаю, как они, но я сейчас борюсь с огромный желанием дотронуться до человека, сидящего напротив. Смахнуть все фигуры и доску, что нас разделают, в сторону Hey, I just met you, and this is crazy и… нет, ничего такого, просто дотронуться до твоего лица ладонями. И, быть может, пустить в ход все свои чары, чтобы заставить твой взгляд не отрываясь смотреть на меня, чтобы ты хотел этого. ..ты тоже не так плоха, как ожидали фигуры, – я даже не сразу понимаю, что могут значить эти слова, поэтому к тому времени, когда до меня доходит твоя улыбка, я откровенно путаюсь, зависаю, ничего не могу ответить. А ты ожидал, Билл? Я подтвердила твои ожидания? Надеюсь, мне все это показалось, это все мое воображение, женщины ведь всегда додумывают то, чего нет на самом деле. Я убеждаю себя в этом, а он тем временем рассказывает о своей семье. Да, все верно. Я облегченно вздыхаю, он не хотел обидеть меня. .. потом ей стало как-то не до шахмат. Семь детей, знаешь ли… Билл смутился. Это было заметно всего секунду, но я и до этого не отводила от него глаза, а потому успела заметить. Наверное, это больная тема. Возможно, дразнили в детстве, или говорили за глаза. Да, я помню Рона – молча киваю в ответ Биллу. Такое забудешь. Нет, не в том смысле, что я терпеть не могу младшего брата Билла, просто, он сам виноват, что мне пришлось ему отказать, когда он пригласил меня на Святочный бал. Я попыталась загладить свою вину позже, быть более приветливой. Просто в тот момент не удержалась, и без Рона малолетних поклонников хватало. А Рон просто попал под горячую руку. После мне было очень жаль его. Не знаю, слышал ли Билл о том случае, вряд ли. - Пять бг’атьев? – я округляю глаза. А родители Билла ничего так, молодцы. Подправили генофонд Британии, если все они хоть немного похожи на Билла. Хотя, младшие братья бывают теми еще врединами, или избалованными. У меня хоть и одна сестра, но и она может иногда прилично доставлять хлопот. - Сharmant!* – я поспешила конкретнее объяснить свои эмоции, а то, кажется, моя вопросительная интонация смутила Билла. - Пять бг’атьев.. Vous pouvez enseigner aux garçons dans le quartier, si ils volent vos pommes du jardin!** Oh, excusez-moi , Билл. Я хотела сказать, вы можеть стойать дг’уг за дг’уг. Или как целая команда по квайдичу! Я всегда хотеть иметь брата! Но у меня только сест’онка. Нет, я ее ошень люблю, но бг’ата иметь было бы славно, – я заканчиваю свою тираду, и Билл уже не смотрит на меня так обреченно, и мне приятно, потому что даже не пришлось играть, потому что Биллу я всегда говорю правду. - Ты ведь, наверное, догадалась, что это не настоящая причина моего ухода с работы вчера, - а вот о нем этого не скажешь. Хотя, не скажу, что для меня это открытие. Я ведь всю ночь не спала из-за этой его отговорки, как чувствовала, что это не правда. После оживленного обсуждения семьи Билла, все бурные эмоции будто сошли на нет. Это очень похоже на то, как во время веселья вдруг вспоминается человек, которого не пригласили. - Oui, догадалась, – со спокойной улыбкой отвечаю я. У каждого есть свои секреты. И никто не обязан открывать свою душу каждому встречному, пусть даже этот встречный приглянулся тебе. Я не виню тебя за это, Билл, хотела бы я сказать, но он уже говорит дальше, и мне открывается страшная тайна истинной причины его отсутствия. Ну, как открывается – точнее сказать приоткрывается. - ‘Арри Поттер? – я почему-то не могу сдержать улыбки, хотя, веселого тут мало. Мальчик и без того сирота, так еще и вся эта история с Тем-кого-нельзя-называть. Просто, за время Турнира, особенно после того, как он спас Габриэль, после того, что случилось с бедным Седриком, Гарри стал мне все равно, что младшим братом. - Ты видеть его? Как у него дела? – спрашиваю я и ловлю некоторое удивление уже во взгляде Билла. Нет, я не пропустила извинение мимо ушей. Я вообще считаю, что в такой ситуации глупо извиняться. Ведь у меня камень с души свалился, я же узнала, что у Билла нет никакой девушки, а всего-то Гарри Поттер! - Ничего стг’ашного, Билл, ты не обязан читаться передо мной, я же не твой босс! – посмеиваюсь я. В моей голове зародился маленький коварный план. Мне как нельзя на руку то, что Билл отвлекся от игры, и пара его последних ходов дают мне небольшое преимущество. - У вас нечто вг’оде la société secrète, то есть тайного общества? Из-за того, что Он веррнулся? – Ну вернулся, что с того? Если честно, я не особо думала о нем со времен Турнира. Эгоистично и легкомысленно, что мои мысли были заняты совсем другим. думаю, мы еще успеем поговорить с Биллом а эту тему, так не хочется превращать наш пикник в обсуждение стратегии действий против Воландеморта. В любом случае, мне кажется, глупо бояться до. Будем бояться когда прижмут к стенке. И пока Билл думает, я делаю следующую рокировку фигур, пытаясь ничем не показывать своего волнения, хотя сама готова прыгать от счастья. В голове уже проносится победоносная картина, как я обыграла самого мастера Уизли. Если бы он только подвинул своего коня левее, его король был бы открыт! Если бы… *прелестно **Можно проучить соседских мальчишек, если они воруют у вас из сада яблоки!
William Weasley: Валлийский Зелёный, хм. Я сохраняю серьёзный и авторитетный вид, чтобы запугать фигуры, а сам обдумываю услышанное. Только сейчас я понимаю, как мало знаю о Турнире. Только то, что первым испытанием был дракон – спасибо, Чарли. И я знаю, что все справились, но каким образом и как это оценили – нет. Второе задание – русалки. И всё, больше Гарри не рассказал ничего в тот день перед третьим испытанием. На третьем я присутствовал сам, но это не особенно-то и помогло, потому что происходящее в лабиринте было секретом для зрителей. Только красные искры давали нам понять, что там что-то всё-таки происходит. Когда из лабиринта появилась Флёр, она была слишком напугана, чтобы что-то рассказывать. А потом от Гарри все узнали, что Тёмный Лорд вернулся. Вот и всё. В общем, когда-нибудь, когда словарный запас Флёр позволит, я у неё спрошу поподробнее о Турнире. И постараюсь не забыть узнать сегодня вечером у Чарли как можно больше о Валлийском Зелёном Драконе. А пока буду продолжать кивать. - Пять бг’атьев? – переспросила Флёр, заставив меня на момент усомниться в себе и пересчитать. Да, точно пять. Тут же до меня дошло, что Флёр вообще-то не то имела в виду. Я уже и забыл, как такие признания действуют на людей. В Англии все уже наслышаны о плодовитости Уизли, в Египте я не распространялся о себе. Удивление Флёр меня веселит, хотя стеснение за свою огромную семью покинуло меня ещё не целиком. Флёр спешит уточнить, что она имеет в виду. Наверное, «Сharmant!» - это что-нибудь хорошее. Звучит так, как будто хорошее. Я внимательно наблюдаю за реакцией Флёр. Мне нравится её чистое удивление, ещё без всяких выводов, без ярлыков. Но, понятное дело, выводы не могут не пролезть в её голову. Мне интересно, что она думает, по лицу я этого прочесть никак не могу. Действительно ли она считает, что пять братьев – это «Сharmant!», или придерживается мнения, что лучше не заводить столько детей, если не можешь их обеспечить? Что ж, зацепиться мне не за что, поэтому я предпочитаю верить ей на слово. Тем более что продолжение кажется ещё более убедительным. Особенно та часть на французском, которой я не понял. Я неловко улыбаюсь, давая понять, что смысл её слов до меня не дошёл, и она исправляется. - Я хотела сказать, вы можеть стойать дг’уг за дг’уг. Или как целая команда по квайдичу! Я смеюсь. Да, постоять друг за друга мы и впрямь можем, но это редко случается. Теперь уже все взрослые и в состоянии самостоятельно постоять за себя. Вот в детстве… Но чаще приходилось защищать одних братьев от других: Рона от близнецов, Перси от близнецов, Перси от Чарли, Чарли от Билла, Билла от Чарли… Сложные отношения у нас в семье, конечно. А вот стать одной квиддичной командой мне в голову никогда не приходило. Нас ровно семь. Мы были бы как Вигтаунские Воители – древний шотландский квиддичный клуб, основанный семью детьми колдуна-мясника. В принципе, все так или иначе знакомы с квиддичем. Кроме Перси, но и его можно научить… наверное. Зато Чарли и близнецы играли за факультет. Собственно, единственная проблема – нам не с кем играть. Флёр признаётся, что хотела бы иметь брата. Я лишь пожимаю плечами. Не знаю, что ответить. Я себя без братьев не помню, так что для меня не иметь брата – это что-то уж совсем нереальное. Хорошо, что у неё хоть сестра есть. Не представляю, каково это – расти в совершенном одиночестве. Мне даже жаль таких людей. Ничего удивительного, что часто они вырастают злыми и эгоистичными, - их никогда никто не стукал по голове отцовским молотком. - Oui, догадалась, - подтверждает Флёр мои догадки. Тем постыднее моя маленькая ложь. Я так и представил, как ей кто-нибудь говорит, что я срочно убежал с работы (и, в первую очередь, из кафетерия, где мы сидели с ней), потому что у меня тётушка заболела. И никто не чует подвоха. Не знаю, почему. Идиотичнее причины не сыскать. Флёр, наверное, тоже так думает. Она, наверное, сразу поняла, что это всё неправда и даже тётушка скорее всего не существует. А что дальше? Было ей всё равно или она попыталась это как-то объяснить? Не думаю, что она поняла хоть что-то из письма, даже если и заглянула в него. Мне сложно представить причину, которая может оторвать от работы и заставить придумать такую дурацкую отмазку. Может, она подумала, что я обычный лгунишка и не заслуживаю её внимания? Ну нет, она не спешит делать выводы, она же не я. Тем более, она же не отменила встречу с «лгунишкой». Хотя… я вспоминаю, что один из первых её вопросов сегодня был: «Как тётушка?» Может, она давала мне шанс сразу признаться? Хорошо, что Флёр прервала поток моих мыслей, заинтересовавшись Гарри Поттером. Меня это слегка удивило. Неужели они подружились за время Турнира? Маловероятно, они же были соперниками. Если только… она не влюбилась в Гарри Поттера. Я успеваю только помотать головой в знак того, что не видел его и не знаю, как у него дела. Я собирался это сказать, но та внезапная догадка заставила меня молчать. К тому же, Флёр продолжила забрасывать меня вопросами. Честно говоря, меня пугает, как быстро она обо всём догадалась. То есть, я не считал её глупой, нет. Но сам бы я, мне кажется, ни за что не догадался по моей подсказке «Это связано с Гарри Поттером», что у нас тайное общество из-за того, что Он вернулся. Я вообще не знаю, что можно было бы предположить. А она… она просто молодец. Следит за последними событиями, делает правильные выводы. На секунду мне становится страшно. Не потому, что я проболтался – я же, по сути, ничего не сказал, - а потому, что знать об Ордене небезопасно. Это знание подвергает огромной опасности не только тайну существования Ордена – я уверен, что Флёр никому не скажет (и тут же готов обругать себя за чрезмерную доверчивость влюблённого идиота), - но и Флёр. Впрочем, она и без этого знания в опасности. Если я когда-нибудь понадоблюсь Тёмному Лорду, он, разумеется, будет использовать дорогих мне людей: семью, друзей и Флёр. - Давай вернёмся к игре, - мой голос слегка осип, и я откашливаюсь, стараясь не смотреть на Флёр. Уклониться от ответа невозможно. Она поймёт, что само уклонение – уже ответ. Некоторое время я невидящим взглядом осматриваю доску. Я всё ещё в своих мыслях и никак не могу от них отделаться. Я думаю уже не об Ордене и его тайне, а о войне вообще. Она ещё официально не идёт, но зато приготовления в разгаре. И рано или поздно… Я понимаю, что чем дальше, тем большей опасности буду подвергать Флёр, потому что она мне дороже с каждым днём (Мерлин, неужели мы знакомы всего три дня?!). А ведь она даже не знает… И я чувствую в этом острую несправедливость. Над этим ходом я думаю дольше всего. Мне стоит огромных трудов успокоить свои мысли и сфокусировать взгляд на фигурах. Как только мне это удаётся, я не могу удержаться от усмешки. Пока, как мне казалось, мы мило болтали, Флёр стала выигрывать. Я в шаге от шаха. Молодец, Флёр! Если я сейчас похожу конём, будет шах. Следующий шаг – мат. Мне хочется на мгновение забыть об игре и рассказать, как я восторгаюсь Флёр и её игрой. Я даже буду аплодировать. Но лучше я скажу ей об этом после игры, наверное. Передо мной выбор: дать Флёр себя обыграть или – и я вижу для этого выход – выиграть самому. Я отрываюсь от шахматной доски и смотрю в глаза Флёр, пытаясь там найти ответ. И знаете что? Я его нахожу. - Я сдаюсь, - объявляю я, щелчком пальца опрокидывая своего короля, и, под гневные вопли фигур «То есть как?» и «Вернись и сражайся, слабак!», наклоняюсь над доской и целую Флёр.
Fleur Weasley: 25 сентября. Вечер обещает быть спокойным. Знаю наперед, что мне предстоит провести его в одиночестве, потому что Билла вызвали по неотложным делам, «связанным с Гарри Поттером». Да, мы называем это именно так. Еще месяц назад, уже после того, как мы с Биллом начали встречаться, мне пришлось рассказать ему о своих догадках по поводу его странного поведение. Ну, например – его частые бегства с работы из-за причин, которые годятся для детей дошкольного возраста. Так вот, Билла немало позабавило, когда я призналась в том, что первой мыслью было наличие у него девушки, возможно даже невесты. Правда, я пожалела о своей откровенности в тот же вечер, когда на вопрос «Ты куда?» Билл, в свойственной ему серьезной манере ответил «К своей девушке», после чего, насладившись моим ошеломленным видом, весело рассмеялся. Скоро эта фраза вошла в обиход, и Билл использовал ее в любом удобном случае. Самое обидное, что я действительно введусь на подобные вещи, особенно когда слышу их от него впервые. Это стало своеобразной игрой, в которой я, наивная девочка, всегда проигрываю, а он улыбается своей обворожительной улыбкой, от которой у меня подгибаются колени. Конечно, я прощаю ему все эти шалости. Просто не могу иначе. И Билл это знает. Хотя иногда ему достается за подобные шутки листом пергамента или пером – что под руку попадется. Но так как ему это особого вреда не наносит, мы остаемся квиты. Так что работа их какого-то тайного общества зовется не иначе, как «дела Гарри Поттера». С меня этого довольно, потому как Билл ясно дал понять, что не имеет права распространяться на эту тему. Нельзя так нельзя. Главное, что все оставшееся свободное время он проводит со мной, мне и этого достаточно. В общем, сегодня я буду одна. Конечно, я буду скучать по своему рыжему чуду, но, что поделать, дела так дела. Меня никогда не пугало одиночество. В разумных пределах я воспринимала его как время для самосовершенствования или так называемой «уборки» в своей голове. Некоторые маглы называют это чисткой своей ауры. Может быть они и правы, только я далека от всех этих заморочек. В моей маленькой съемной квартирке, которая со времени переезда обжилась разными уютными вещами, царит атмосфера релакса: в гостиной мягкий приглушенный свет, запах яблочного чая с медом и мелодичные мурчащие звуки пластинки старого проигрывателя. За окном – типичная осенняя погода с дождем, который то льет как из ведра, то лишь слегка моросит, - заставляющая еще больше ценить тепло своего дома. Если честно, мне нравится жить одной. Это при том, что мои родители никогда особо не отягощали меня своим присутствием. Многие считают, что когда вырвешься из семейного гнезда, непременно начнешь новую, свою жизнь, не подчиненную укладу, сложившемуся за года. Но на деле все остается прежним. По крайней мере у меня. Я все так же встаю в 7 по будням, в 9 по выходным, пью кофе и апельсиновый сок, и почти никогда чай с молоком. Если честно, я ожидала большего от Англии в плане чая. Худшей бурды я в жизни не пробовала. Не удивительно, что они добавляют столько сахара и молока, надо же как-то все это проглотить. В общем, уклад моей жизни нисколько не изменился, если не считать отсутствия семейных ужинов в общей столовой. Кстати о семье. Пора бы уже им написать. Мне кажется, я своими скупыми крохами информации уже надежно посеяла сомнения в умах домочадцев, учитывая то, что с Турнира я им писала чуть ли не каждые два дня. Но, тем не менее, написать стоит. Между прочим, они до сих пор не знают о Билле. Вернее, они знают, что я работаю под его началом. Думаю, моей матери хватит уже и этого факта, чтобы отправить свою фантазию в полет и представить, что ее дочь уже разбила сердце бедному английскому мальчику, как многим другим до него во Франции. Пусть так, я не против. Дело в том, что сейчас, в состоянии влюбленности и абсолютного счастья я стала очень суеверна. Мне не хочется посвящать никого в наши отношения с Биллом, даже личный дневник, как это ни парадоксально. Я не хочу ни с кем его делить, рассказывая о его манере вести себя. О том, как взгляд Билла блуждает по прохожим, когда он ждет меня в установленное время на улице, а потом внезапно зажигается, наполняется энтузиазмом, как только мы встречаемся глазами. О том, как Билл притягивает меня к себе, когда мы идем рядом, сидим рядом, стоим рядом или напротив друга, или о том, как у меня сердце замирает, когда он шепчет мне что-нибудь на ухо. Не буду никому рассказывать о том, как мне нравится его задумчивость, особенно когда ловлю его задумчивый взгляд на себе, или как я люблю слушать рассказы на его превосходном английском. Вряд ли я смогу когда-нибудь так говорить, но меня это не огорчает. Меня веселит, когда Билл пытается выговорить некоторые слова на французском, когда я пытаюсь его научить – картавит он поистине комично. Я влюбилась в его напускную серьезность, из которой сквозит добродушие, и в то, как вовремя он умеет переключаться и становиться действительно серьезным, когда это нужно. Билл Уизли ты… Ну вот, из-за тебя я опять ловлю себя на том, что сижу в кресле и уже минут десять мешаю ложкой мед в чашке с ужасным чаем, пытаясь исправить его никакой вкус. Я как всегда замечталась. Флер Делакур, финалистка Турнира Трех волшебников, в клечатых пижамных штанах, майке, пушистых тапочках и с чашкой чая предается мечтаниям о рыжем конопатом английском мальчишке. Докатилась. Со мной это теперь бывает, пожалуй, даже чаще, чем раньше. Пора заканчивать с праздным бездельем и сделать за вечер хоть что-то полезное. Письмо, да, точно! Перевернув по дороге виниловую пластинку (предыдущая сторона уже успела закончиться), я направляюсь к письменному столу, где меня уже ждет заготовленный заранее пергамент и перо. Gabrielle, mon cher Прости, что долго не отвечала, у меня были дела. Возможно, в скором времени меня переведут с частичной занятости на полную, но это случится не раньше Хэллоуина. Если честно, мне и сейчас хватает дел. Учитывая, что мой английский уже не так плох, как по приезде, мне стали поручать более важные дела. <…> Погода в Лондоне переменчивая, так что большое спасибо за шарф, который ты мне прислала. Передавай привет родителям, и поцелуй их за меня когда они приедут навестить тебя в Beauxbâtons. Удачи в учебе, сестренка. Avec tout mon amour, Fleur И ни слова о Билле. Нет, я ни в коем случае его не стыжусь, об этом даже мысли не было. Просто боюсь, что в какой-то момент все может сорваться, и наши отношения, которые еще не до конца вышли за рамки конфетно-цветочного периода, так и не перерастут в нечто большее. Да, я уже боюсь его потерять. Обняв колени, я вспоминаю наш первый поцелуй. В тот момент он сказал «Я сдаюсь», и я до сих пор уверена, что это было озвучено не только как исход игры в шахматы. Его рвение, настойчивость заставили меня забыть обо всех сомнения на свой счет, что я могу не нравится Биллу, что ему со мной скучно, и что вся эта эпопея с занятиями английского, походами в кафе и парки не более чем как акт вежливости гостье. Кто их знает, этих странных англичан. Не будет рассуждать о других, но в тот момент я поняла, что именно этому англичанину не безразлична. Та партия в шахматы осталась за мной, как и многие другие после нее. Хотя, большинству наших партий не суждено было закончиться. Шахматы становятся неинтересными, когда можно не боясь, что тебя неправильно поймут, не отрываясь смотреть на оппонента, касаться его руки, целовать. Чаще всего, кто-то из нас – либо я, либо Билл, перебирался на противоположную сторону противника в обход доски, напрямую ставя таким образом шах и мат.. Шахматами дело не ограничивалось. Мы гуляли по городу, сидели в укромных уголках кафе, брали книги в библиотеке и читали друг другу понравившиеся отрывки. Я продолжала практиковать свой английский, а Билл продолжал меня поправлять. Иногда он срывался с места в неизвестном направлении, если сова приносила экстренное письмо от соучастников «клуба любителей Гарри П.». Я привыкла, что часто провожаю себя до дома сама. Я привыкла, даже если бы на следующее утро, или даже ночью, меня не находила компенсация морального ущерба в виде пакетика сладостей, или цветов. Билл очень внимателен в этом плане. Так прошло лето и началась осень. Не знаю, как относится семья Билла к тому, что мы встречаемся, он не много говорит о них в последнее время. Я знаю только, что Чарли – брат Билла, случайно выдал его секрет относительно нас, так что вся семья Уизли уже в курсе чуть ли не с первого дня моего пребывания в Лондоне. Опять же, мне все равно, как и в случае с моей собственной семьей. Меня беспокоит лишь то, что Билл в последнюю неделю совсем никакой. Усталось – следствие работы в две смены, дает о себе знать. Билл выглядит измотанным, хотя при мне пытается казаться бодрячком. Под глазами залегли синяки, что придает его виду большей томности. На мои призывы отдохнуть от только машет рукой, мол, ничего страшного. А после этого отрубается прямо на своем рабочем месте. Что-то мне подсказывает, что в этом замешана и его семья, потому что не далее как неделю назад, Билл стал подыскивать себе съемную квартиру. Эти сведения более чем крупицы, вытянутые из Билла моей хитростью и вниманием к словам, брошенным как бы между делом. В остальном Билл продолжает играть в молчанку, не посвящая меня в подробности своей внеурочной деятельности. Он говорит, что я зря беспокоюсь, и ничего криминального в этом нет. А я-то думала, что быть таинственной – это привилегия девушки. Звонок в дверь застает меня как раз после отправки почтовой совы во Францию. Я спешу открыть и вижу на пороге Билла. - Здг’авствуй, я не ждала тебя, – удивленно, но радостно говорю я. Он стоит, оперевшись о дверной косяк, поэтому мне приходится чуть ли не втягивать его на территорию своей квартиры. Встаю на носки, чтобы дотянуться до его лица и поцеловать в щеку. Кто там только что говорит о таинственности? Нет, Флер Делакур. Своей клечатой пижамкой и тапочками с пумпонами ты окончательно и бесповоротно разбила миф о какой бы то ни было своей таинственности. Печально. Хотя, какая разница, одного взгляда мне достаточно, чтобы понять – Биллу сейчас не до моего внешнего вида. Еще более усталый, чем днем, круги под глазами стали еще темней, хотя возможно это игры освещения. - П’оходи, пожалуйста. Будешь что-нибудь? – пытаюсь усадить его в кресло, хотя Билл почему-то сопротивляется.- Чай, молоко.. – заглядываю в холодильник в поисках чего-то более подходящего для взрослого мужчины, нежели овсяные хлопья и рукола. - Ммм… могу сделать сэндвич, будешь? Они что у вас там все, не спят пг’инципиально? Оutrage*.. Это возмутительно! – подойдя к Биллу и убрав прядь с его лица, всматриваюсь в его лицо. Мне очень нравится слово «принципиально», я не так давно выучила его, поэтому оно теперь часто звучит в моей речи. А вот Билл меня беспокоит. Нет, мы и раньше засиживались у меня допоздна, было пару раз, но чтобы он пришел так поздно, без предупреждения.. нет, я как всегда рада его видеть, просто беспокойство. Если честно, неплохо было бы ему поспать пару деньков. - Билл, что-то случилось? - говорю и сразу себя ругаю. Мы уже это проходили. Сейчас он затянет свою любимую волынку на тему «со мной всеееее хорошо, я просто скучал, вот и решил заскочить». *безобразие
William Weasley: 25 сентября. Последние несколько месяцев были не из лёгких. Чарли уехал в те же выходные, успев только узнать, что мы с Флёр начали встречаться, и порадоваться за меня. С ним пропало и всё веселье, кажется. Перси окончательно разругался с родителями и порвал все связи с семьёй. Теперь его имя под запретом, иначе мать начинает плакать, а отец ругаться и пунцоветь. Теперь, когда в постоянном доступе осталось только пять детей, кажется, они решили всерьёз взяться за наше воспитание. Каждое утро начинается с ругани по поводу трансгрессии: близнецы превосходно сдали экзамены и теперь трансгрессируют чаще, чем ходят. Каждый вечер заканчивается спорами по поводу моего внешнего вида (к чему я уже успел привыкнуть) и – новая для нас тема – моей девушки. Мать считает, что Флёр «охмурила» меня своими чарами, отец поддерживает её молчанием, близнецы – шутками, Рон, видимо, пытается мне помочь и рассказывает, какая Флёр на самом деле замечательная, но от этого только хуже становится. Джинни тоже теперь против меня. Такое ощущение, что она ревнует. Её, наверное, можно понять, ведь я всегда был для неё защитником и авторитетом (если родителей не было рядом, конечно), конечным аргументом в споре: «Биллу нравится/не нравится» - и всё для Джинни решено. Недавно нам всем пришлось перебраться в Лондон, на площадь Гриммо. Теперь, когда уже точно решено, что дом Блэков будет штаб-квартирой Ордена, нужно изрядно потрудиться, чтобы привести это место в порядок, ведь в нём лет десять никто не жил после смерти матери Сириуса. Собрания теперь проходят чуть ли не каждый день. А если не собрания, то просто обеды и ужины, на которые собирается добрая половина Ордена. Против некоторых из них я ничего не имею, разумеется. Я рад знакомству с Сириусом Блэком (кто бы мог подумать, я ведь привык считать его преступником) и Ремусом Люпином, с Аластаром Грюмом. Но вот постоянное присутствие на обедах Нимфадоры Тонкс меня изрядно бесит. Всё же я был прав насчёт планов матери: она определённо желает нас свести. Я вижу, как она сама бесится от неуклюжести Тонкс, но терпит, потому что она, по её мнению, для меня лучше, чем Флёр. Мой аргумент: «Ты её не знаешь» совершенно не действует. В ответ она упрекает меня в том, что я до сих пор их не познакомил. И не познакомлю, если ты, мама, будешь продолжать себя так вести. Флёр… Единственная отрада в моей жизни. С ней я забываю обо всех своих проблемах и чувствую себя по-детски беззаботно. Впрочем, не настолько я забываюсь, чтобы пренебречь безопасностью. В один из своих визитов в квартиру Флёр я спросил её, поставила ли она какие-нибудь защитные заклинания. Естественно, нет. Такая беззаботная непредусмотрительность меня порядком удивила. Для Флёр в этом ничего странного нет, но я-то знаю, что готовится война. «Не заставляй меня писать твоим родителям, Флёр Делакур», - сказал я тогда, покачав головой. Я бы, конечно, этого не сделал, но угроза сработала. Теперь Флёр тоже думает о безопасности и обновляет поставленные мной заклинания. Я старался, как мог, но от Маглоотталкивающих чар пришлось отказаться: было бы странно, если бы маглы внезапно стали шарахаться от квартиры по соседству. На работе мы видимся не так часто, как хотелось бы. Моя главная миссия – склонить гоблинов на сторону Ордена, поэтому часто я пропадаю с ними. К тому же, я не знаю политики Гринготтса касательно отношений на работе. Сначала я думал, что мне наплевать, уволюсь, если начальство будет против, но теперь понимаю, что, уволившись, наврежу общему делу. Да и у Флёр теперь больше работы, так как её английский стремительно улучшается. В общем, мы можем только обедать вместе. Но зато после работы я всё время с ней. Если, конечно, Орден не направляет меня куда-нибудь ещё. Сейчас много работы. Я постоянно путешествую, набираю в Орден новых членов. Начал я с бывших однокурсников, что уже достаточное количество. А ведь нужно ещё придумать причину встретиться – я ведь говорил, что особенно близких друзей у меня не было. Приходится выслеживать их, узнавать привычки, а потом как бы невзначай сталкиваться с ними где-нибудь. Иногда я беру с собой Флёр, но это мне нечасто удаётся. И я всё-таки не хочу подвергать её опасности. Думаю, я мог бы «набрать» её в Орден. Она умная и сильная волшебница, она могла бы быть очень полезной. Но, во-первых, я ей об Ордене и конкретно своей задаче в нём не говорю, а во-вторых, я сам её в Орден не пущу. Я, конечно, не имею ещё никакого права решать за неё, но я сделаю всё, чтобы её обезопасить. Если будет нужно, действительно напишу её родителям и передам её им лично в руки. И пусть они её свяжут и не выпускают из дома. Ох, Флёр, и нужно было тебе приехать в Великобританию в это неспокойное время! В свободное от опасений за Флёр время я с ней действительно счастлив. Я с нетерпением жду каждой нашей встречи и каждый раз с неохотой её покидаю. В дни, когда дела Ордена не отрывают меня от неё, я, бывает, ухожу только за полночь. Время с ней летит незаметно. За два месяца я, с одной стороны, уже достаточно узнал её, но мне всё недостаточно. И время, проведённое не с ней, мне кажется потраченным впустую. А когда мы вместе… Мы тоже его тратим, конечно, но это приятно. Так, Флёр – видимо, в качестве мести за мои уроки английского – стала учить меня французскому. Я принялся за него со всем рвением, как будто это помогло бы мне понять её саму. Ей это кажется забавным. Даже не представляю, какую чушь я нёс поначалу. Да и сейчас. Для безопасности я только здороваюсь и прощаюсь с ней по-французски. Когда погода позволяла, мы гуляли по паркам Лондона. А когда я задумал показать Флёр побережье Северного моря, погода резко испортилась. Что ж, придётся потерпеть. Нет, не так. Не всё время мы просто приятно тратили. Иногда мы тратили его с пользой. Прежде всего, мы разговаривали по душам. Или около того, потому что до конца откровенным я быть ещё не могу. Или, может, вообще не могу. Кроме тайн, в которые посвящать Флёр просто нельзя, и моих мыслей, в которые пока не стоит, есть ещё непривычка делиться с другими людьми тем, что меня тревожит. Но я учусь. Мы оба учимся. А во-вторых, из-за недавнего нападения дементоров на Гарри весь Орден Феникса в срочном порядке учится заклятию Патронуса. Хотя Флёр и не член Ордена, я посчитал нужным и её ему обучить – на всякий случай. Много часов мы провели в подборе счастливых воспоминаний – и для неё, и для меня. Семья, школа, детство. Отрывистые точечные воспоминания. Непоследовательные. У меня все они так и не собрались в общую картину. Флёр делает большие успехи, я в ней даже не сомневался. В последнее время её Патронус уже стал обретать форму. Я тоже делаю успехи. Ещё бы! Ведь моё счастливое воспоминание – Флёр. Хорошенько порывшись в своей памяти, я понял, что счастливее, чем сейчас, я не был даже в Египте. Ей я пока не говорил. Не знаю, чего я боюсь. Привязанности? Вроде нет. Скорее, я боюсь наконец-то высказать свои чувства и выяснить, что они не взаимны. Неужели на мне сказались все эти разговоры о том, что Флёр меня приворожила? Сегодня моя чаша терпения переполнилась. С тех пор, как вся малышня уехала в школу, мама принялась за меня ещё активнее. Мы не так часто видимся из-за моей работы, заданий Ордена и Флёр, но этого хватает, чтобы довести меня до поисков съёмной квартиры. Я подумывал об этом сразу, как только вернулся из Египта. Всё-таки я взрослый мальчик, жить с родителями не хотелось. Тем более, я понимал, что старенькая Нора не выдержит всех нас. Но тогда решил не тратить деньги попусту, они могли бы понадобиться для более важных дел. Сейчас же я не вижу другого выбора. Иначе я тоже уйду, как Перси. Но, в отличие от него, я всё же состою в Ордене, а потому видеться с родителями я буду всё равно. Уж лучше постараться разрешить это мирно. Но мама делает всё, чтобы помешать мне не ругаться с ней. Сегодня она едва ли не открыто стала предлагать меня Тонкс в качестве жениха. Я не выдержал. - Я вижу, что ты замышляешь, - заявил я, отведя её в сторонку. Я не фанат скандалов при свидетелях. - Билл, я хочу, чтобы ты был счастлив, - мать сразу перешла на сердитое шипение. - Так перестань уже меня контролировать! – я не выдерживаю и начинаю кричать, но на втором слове заставляю себя говорить тише. - Разве ты не понимаешь, что она тебе не пара? - Да с чего ты это взяла?! - Она же вейла, дорогой, – я хочу выкрикнуть «И что?!», но не успеваю. – И, к тому же, француженка. Они такие ветреные. Она тебя очаровала, я уверена. А Тон… - Да зачем я ей нужен?! – перебиваю я маму, снова переходя на крик. И тут до меня доходит. Я и сам не знаю ответа на этот вопрос. Хватаю кожаную куртку и выскакиваю из штаб-квартиры Ордена. Прямо в проливной дождь. - Стой, куда ты?! – слышу я за собой, когда дверь ещё не успела захлопнуться. - Подальше отсюда, - рычу я сквозь зубы, сердито шагая прочь. Вскоре я промок до нитки. Меня это удивило, ведь я был настолько зол, что, кажется, капли дождя должны были бы закипать, попадая на меня. Я шёл за объяснением к Флёр. Путь неблизкий. Время позднее. Я рисковал простудиться. Но ответ нужен был мне незамедлительно. Ведь действительно – зачем я ей нужен? Самые ужасные мысли лезли в мою голову, вплоть до того, что она – агент Тёмного Лорда, так хитро втёршийся ко мне в доверие. Самое ужасное – я не мог найти аргументов против. И злился на себя ещё больше, чем до этого – на маму. До этого я ни разу не сомневался во Флёр, безоглядно доверял ей, но сейчас, в эту тёмную дождливую ночь все сомнения обрушились на меня разом, как бы навёрстывая упущенное. Однако, когда я увидел Флёр – домашнюю, в мягких тапочках, в клетчатой пижаме, я снова перестал сомневаться и устало усмехнулся. Нет, агенты Тёмного Лорда не могут быть такими настоящими, не могут так целовать, не могут так смотреть и так улыбаться. Я даже слышал, что они не могут вызывать Патронуса. - Прости, что так поздно, - отвечаю я, постепенно возвращаясь в своё нормальное состояние, когда я с Флёр. При виде её – теплой, милой, уютной, такой домашней – я понял, что мне ужасно мерзко, мокро и холодно. И ещё я дрожу. И торможу. Поэтому Флёр приходится буквально втягивать меня в свою квартиру и самой меня целовать. Я поспешно сбрасываю с себя мокрую куртку и бросаю её на вешалку, а Флёр тянет меня дальше и пытается усадить. Я почему-то сопротивляюсь. - Нет, ничего не надо, - машинально отвечаю я, зажмурив глаза и потирая лоб рукой. Я чувствую, что вымотан. В последние дни меня мучит бессонница, поэтому у меня появилось время почитать книги, одолженные в библиотеке дома Блэков. Все о вейлах. Но они не помогают мне в моих раздумиях, а, кажется, только всё усложняют. – Хотя нет, - здравомыслие вытесняет вежливость. – Можно чаю? Как можно крепче. Должно быть, я выгляжу совсем уж отвратительно, раз Флёр жалуется, что у нас там все не спят принципиально. Усмехаюсь. Нет, только я. Все спокойно спят, у них семья либо защищена, либо её просто нет. А у меня – Флёр. И я не знаю, зачем я ей нужен. Если вообще нужен. Зато я точно знаю, что она мне нужна. И что я не хочу её потерять. И боюсь за неё, когда она не со мной. И, верно, ещё и поэтому не могу спать. - Ничего не случилось, - снова машинально отвечаю я, стараясь придать своей лжи как можно больше правдоподобия улыбкой. – Не мог же я допустить, что день пройдёт, а я так тебя и не увижу? – бесстыже смотрю Флёр в глаза и вру. Разве не подло – прикрываться нашими отношениями, чтобы скрыть настоящую цель визита? Впрочем, я вижу, что Флёр мне не верит, а я больше не могу молчать. – С родителями поссорился, - признаюсь я и отвожу глаза. Мне кажется, что вся остальная правда прорвётся через мой взгляд.
Fleur Weasley: - Ничего не поздно, - отвечаю я, - я даже не думала есчо идти спать, - утвердительно ставлю точку в этой теме. Даже если бы Билл заявился в три часа ночи, я бы все равно была рада. Не знаю, правда, поверил бы он моей искренности. Надеюсь, что он хотя бы не заметил, как я критически покосилась на брызги дождя, которые вошли на порог моей квартиры вместе с Биллом. В конце концов, это может и подождать. К тому же я знаю нужные чистящие заклинания. Так что лужей нас не испугаешь. - Ты весь мокг’ый, Билл! Так нельзя, ты ведь заболеешь! – я исчезаю в ванной и уже через мгновение возвращаюсь с махровым полотенцем. Может Билл, конечно, преследовал цель заболеть, гуляя под дождем, но я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы это предотвратить. Накидываю полотенце ему на плечи и заставляю просушить волосы. А ему, будто бы, все равно. Ну, держись у меня, если заболеешь, буду лечить тебя самыми нещадными методами, чтобы в будущем не повадно было. А Билл только как-то странно смотрит на меня, наверное, мой домашний наряд все же произвел на него впечатление. Не знаю, правда, какое именно. Я, конечно, могла бы извиниться за свой внешний вид и даже пойти переодеться, но нет. Все-таки, он сам пришел без предупреждения, так что пусть смотрит на меня такую, какая есть. От моих предложений вечернего перекуса Билл отказывается, чем еще больше меня озадачивает. Обычно он от еды не отказывается, значит, действительно что-то произошло. Билл устало потирает лоб рукой, как будто изо всех сил пытается отогнать от себя сон. Что же могло произойти? Тут вариантов немного. Если бы стряслось что-то глобальных масштабов, какое-нибудь происшествие или теракт, об этом уже наверняка знало бы все магическое сообщество. Значит, что-то личное. А это значит, либо работа, либо семья. Что-то мне подсказывает, что без второго не обошлось. – Хотя нет, можно чаю? Как можно крепче, - Наверное, мой озадаченный вид у холодильника все-таки подействовал на Билла. - Eh bien*, сейчас сделаю. Сядь, s'il vous plaît**, je demande à.. я тебя прошу, - в моей маленькой кухне нет нормального стола, да сама по себе кухня помещается в нише стены. Поэтому стол заменяет некое подобие барной стойки с двумя высокими стульями. Если уж Билл не хочет устраиваться на диване, пусть хоть причалит здесь, а то, у меня такое чувство, что если его сейчас прислонить к чему-нибудь устойчивому, он заснет в следующую минуту. Возможно, если бы я не слышала его звонка в дверь, он так бы и заснул, оперевшись на дверной косяк. Бедный Билл! Говорят трудоголизм – это все равно что болезнь, рано или поздно, она сломит человека. А без работы просто начинаешь испытывать ломку. Мне бы не хотелось думать, что работа погубит Билла, но если посмотреть, что она с ним сделала хотя бы за последнюю неделю, то тут и думать нечего – мы его теряем, доктор. - Ничего не случилось, - моя бровь, изогнувшаяся под скептическим углом, заставляет Билл на мгновение отвернуться. Я же нарочно ничего не говорю, продолжая готовить чай. Что-то мне подсказывает, что надо поменять тактику. Все это время я засыпала его вопросами, вследствие чего Билл натренировался с таким безразличием говорить «все хорошо», что я уже потеряла надежду на посвящению в суть происходящего с ним. Меня это обижало. Все-таки, я же не из праздного любопытства, я действительно беспокоюсь за него. А Билл ведет себя так, будто беспокойство за других – лишь его привилегия. Оградил мою квартиру защитными заклинаниями, не хватало еще, чтобы заставил делать стратегические запасы. Что за ерунда? Я ведь все понимаю, не совсем еще тупая, между прочим, что в мире сегодня не спокойно. Но не доходить же до крайностей? Возможно, Билл слишком серьезно подходит к своей работе. Хотя, мне нравится, что он учит меня создавать патронуса. Это не совсем то, что обычная магия, она сопровождается действительно хорошими воспоминаниями. Мне приятно осознавать, что счастливые моменты, ушедшие в прошлое, могут действительно помочь в будущем. Есть в этом что-то.. Хотя, у меня так и не получилось создать что-то понятное. Лишь облако из серебристого дыма. Кажется, мой патронус какой-то крылатый. Надо бы еще попрактиковаться. - Не мог же я допустить, что день пройдёт, а я так тебя и не увижу? - Чай готов, и я бережно ставлю чашку перед Биллом, сажусь напротив и опираю голову о ладони. Улыбаюсь. Я знаю, что ты задумал, Билл Уизли, но сегодня ты не уйдешь отсюда не объяснившись. Вот так мы и сидим друг напротив друга, около минуты или даже больше. Он смотрит мне прямо в глаза, и я почти чувствую, как он мысленно заставляет меня ему поверить. Не выйдет, дорогой. С улыбкой на лице я выигрываю эту игру в гляделки, и Билл, сдавшись, говорит, что поссорился с родителями. – Так вот оно что, - улыбка сходил с моего лица, - Pouilleux***, - значит, мои догадки подтвердились. Начинаем рассуждать логически. Возможные причины ссор с родителями? Непослушание. Скорее всего. Но тут диапазон может быть огромным. Даже не знаешь, как подступиться. Я пытаюсь найти подсказку в лице Билла, но он будто специально отвел глаза. А, может, действительно специально? Может, причина скандала кроется во мне? - Может, расскажешь? – последняя моя догадка подвергает меня в ступор, но я все же решаюсь спросить, когда как в голове уже мечутся ужасные для меня картины возможного будущего. Что если родители Билла настроены против меня? Но почему? Нет, главный вопрос не в этом, а в том, насколько Билл привык полагаться на мнение родителей. Я не знаю. Я просто не знаю его достаточно хорошо, чтобы утверждать, что я стала для Билла дороже его семьи. Мы встречаемся всего каких-то два месяца. Два месяца! За это время я столько раз убеждалась в том, что мы с Биллом созданы друг для друга, неужели это все мои фантазии? Вдруг, он ничего этого не заметил? Что, если я для него просто одна из многих девушек, с которыми просто встречаются какое-то время, а потом бросают? Я не хочу в это верить, это жестоко и неправильно! Особенно, если выяснится, что нашим отношениям придет конец из-за родителей Билла. Да какое вообще их дело? Главное, чтобы Билл был счастлив. В своем сознании я мечусь по комнате. Внезапно все пазлы этой вечерней картины складываются в единую картину. Билл не просто так приходит поздно вечером, а вынужденно. Потому что он уже решил бросить меня из-за того, что его родители против меня. Поэтому не дождался утра, поэтому отводит взгляд и не сразу начинает разговор. Это же очевидно! Но, если посмотреть с другой стороны, Билл своим поведением особенно в последние годы ясно давал всем понять, что не считается с мнением родителей. Уехал из родной страны, пустился в свободное плаванье, чтобы его никто не тормозил. Вот она, эта соломинка, за которую ухватываюсь всеми силами. Билл же никому не позволит собой помыкать, он делает то, что считает нужным. И я ведь не заставляла его начать со мной встречаться, он сам этого захотел. Я просто не оставила ему другого шанса. Я не верю, что сегодня вот так придет конец всему этому счастью, которое вызывает моего почти что сложившегося патронуса. Ну не может этого быть.. Я кладу свою ладонь поверх руки Билла, как будто это может помочь удержать его. Как мне удается вообще сохранять видимое спокойствие? Понятия не имею. Вот бы еще такое же спокойствие в голове, тогда все было бы прекрасно. Может, я просто склонна все преувеличивать? Может я слишком эгоцентрична, если считаю себя виновником всех бед? В конечном счете, я ведь даже не знакома с родителями Билла, как они могут быть заочно против меня? Такое впечатление, что одно лишь прикосновение к Биллу заставляет меня успокоиться, почувствовать его тепло, хотя его рука очень холодная после дождя. Мне просто очень приятно находиться рядом с ним. Между нами лишь узкая столешница, но я уже и так подалась вперед, чтобы быть ближе к нему. На тыльную сторону моей ладони капает дождевая вода с еще не высохших волос Билла. - Если только.. это опять не что-то секг’етное, - чтобы не смущать его своим пристальным взглядом, я ищу новую точку зрения, останавливаюсь на пальцах рук Билл, на почти нетронутой чашке чая – неужели заметил, что я специально положила туда побольше меда, зная о его успокоительных свойствах? *хорошо **пожалуйста ***паршиво
William Weasley: Странное состояние. Я заторможенно рационален. Теперь я понимаю, почему сопротивлялся, когда Флёр сначала пыталась втащить меня в квартиру, а потом усадить в кресло. Подсознательно я понимал, что я весь мокрый и местами грязный, и не хотел пачкать мебель. Не то чтобы я по натуре был очень чистолюбивым… Просто я не любил оставлять после себя следы. Никакого рода. Но я был ужасно, невозможно медлителен. Каждая мысль давалась мне с трудом, на каждое движение организм отзывался глухой болью и неохотой. На чувства не оставалось сил и, как ни странно, желания. Или снова рациональность? Я так экономлю силы и убеждаю себя в том, что сам этого хочу? В общем, я путаюсь. В мыслях. В ногах. Стараюсь собрать силы в кулак, улыбаться, не подавать вида, пока Флёр не смотрит на меня и делает чай. Чрезвычайно трудно. Больше всего мне хочется сейчас обрушиться на какое-нибудь кресло, обнять Флёр покрепче и уснуть. Нет, сначала всё ей рассказать, а потом уснуть. И я, к моему сожалению, осознаю, что не могу сделать ничего из этого списка. Я слишком мокрый, чтобы сидеть на кресле или обнимать Флёр. Я слишком не уверен, чтобы рассказывать ей всё. Я слишком… Я просто не могу уснуть. Начать я решил с самого простого: высушить свою одежду. Простое бытовое заклинание… которого я не помню. Это же изучают в Хогвартсе, балда! А ведь учился на «превосходно»! Дамблдор и МакГонагалл устыдились бы, узнав об этом. Но школа была давно, - оправдываю я себя, - а в Египте с влагой мне вообще не приходилось иметь дела. Впрочем, делу это не поможет. Я пытаюсь вспомнить хоть что-то, связанное с водой. Оказывается, я могу вызвать воду. Жаль только, что это требуется мне сейчас меньше всего. Я уже подумываю поджечь себя, чтобы высушить одежду. Такое ощущение, что моя память заржавела и скрипит так, что голова болит. Я успеваю мысленно приговорить себя к смерти, ведь, если я не помню элементарных заклинаний, Пожирателям будет так просто меня убить: просто добавь воды. В голове всплывают только обрывки формул. Можно было бы попробовать придумать новое заклинание, однако благоразумие меня спасает. Я уже собираюсь отчаяться и сесть на стул, которому от влаги ничего быть не должно, когда наконец вспоминаю страницу из учебника. Заклинание для втягивания жидкостей. В основном применяется в колдомедицине, но и мне подойдёт как нельзя лучше. Заторможен не только я, но и время. Обычно, когда я с Флёр, оно летит с огромной скоростью, не давая мне до конца насладиться её обществом. Сейчас оно медленно тянется, позволяя мне высушить свою одежду, пока Флёр заваривает чай, хотя мне казалось, что у меня ушла вечность на вспоминание нехитрого заклинания. Есть что-то ненормальное в том, что я порой забываю, что я волшебник, что волшебная палочка ещё не стала привычным продолжением руки, без которого становится неудобно. Уверен, любой на моём месте использовал бы нужное заклинание, не задумываясь. И даже подбавил заклинание для согревания, а не ждал бы чая, заваренного Флёр. И не пил бы кофе, а использовал бодрящие чары. И не дрался на кулаках уж точно. Даже не хочу искать объяснений этому. Пусть я буду ненормальным, который может обходиться без палочки. Теперь одежда сухая, но ощущение холода всё ещё не покинуло меня. Я вешаю полотенце, одолженное мне Флёр, на кресло, в которое она меня до этого пыталась усадить, и опускаюсь на стул рядом с барной стойкой. У меня было столько времени, чтобы подумать, что же я скажу Флёр дальше, - и как я им распорядился?! - Может, расскажешь? Естественно. Я ожидал, что она спросит. Я хочу рассказать, Флёр, правда, хочу. Но что именно сказать? Если я скажу правду, это может тебя обидеть. Не хочу, чтобы ты думала, что не нравишься моим родителям. Они тебя не знают так, как я. Да и вообще – какое им дело? Главное, что мне с тобой действительно хорошо, ведь так? Но ведь ты можешь решить, что это я так рассказываю о тебе, что они тебя невзлюбили. Нет, исключено. Но я всё равно не хотел бы тебе рассказывать. Я пытаюсь взглянуть на свою ситуацию со стороны и рассказать её так, чтобы я не выглядел при этом мелким капризным мальчишкой, поссорившийся с матерью из-за своих нелепых прихотей. Почему-то это выглядит именно так. Либо… я, конечно, очень зол на маму, но её тираном показывать тоже не хочу. Сказать, что это ерунда и не стоит беспокоиться? Нет, я уже выдал себя тем, что явился так поздно и в таком отвратительном состоянии. Ты читаешь меня, как раскрытую книгу, ты знаешь всё на ход вперёд, ты понимаешь, что я пришёл не просто так. Смотрю тебе в глаза. Моё молчание затянулось. Ты кладёшь свою ладонь поверх моей руки, и я незамедлительно пользуюсь возможностью сделать хоть что-то. Беру обе твои ладони в свои, как будто это ты замёрзла, а не я. Слегка сжимаю их, а потом быстро наклоняюсь и целую твои пальцы. Этим я пытаюсь показать, что ты мне очень дорога и я действительно хочу тебе всё рассказать, но мне нужно время, чтобы собраться с мыслями. - Если только.. это опять не что-то секг’етное, - ты пытаешься разговорить меня. - Нет, нет, конечно, нет, - тут же отвечаю я, слегка рассеянно. А что дальше? Соврать? Нет. Не за тем я сюда шёл. В общем, лучше всего сказать правду. Но как? С чего начать? - Просто… - протягиваю я, стараясь выиграть ещё немного времени. В итоге я сдаюсь, резко роняю голову и затем так же резко поднимаю. – Достало меня всё, - выговариваю я наконец, чувствуя себя усталым, как никогда. Не могу смотреть Флёр в глаза – не хочу, чтобы она заметила, что я совсем измучен. Поэтому смотрю на наши сцепленные пальцы. Это как будто даёт мне уверенность, чтобы продолжить говорить. – Моя мать жаждет всё контролировать. Когда остальные вернулись на каникулы, ещё как-то можно существовать, но теперь просто нестерпимо. Она, представляешь, - я даже отчего-то оживился, говоря это, - хочет взять под опеку мою личную жизнь. То ли просто не знает границ, то ли никак не привыкнет, что я вырос… - я запнулся. Самая важная часть. Смотрю Флёр в глаза, надеясь, что она понимает меня правильно, хоть я и неказисто выражаюсь. – Решила мне девушку найти. Из Ор… ну, она тоже «делами Гарри Поттера» занимается, - исправляюсь я. Я не мог всё-таки выразиться точнее: Меня. Всё. Достало. И в том числе эти вечные тайны. – Видимо, считает, что у нас всё не серьёзно… Я завёл себя в тупик. Я хотел выяснить, что о наших отношениях думает Флёр, а фактически сам подсказал ей, что нужно ответить, что у нас всё серьёзно, чтобы добиться поставленной цели. Если она, конечно, есть.
Fleur Weasley: -… Решила мне девушку найти. Из Ор… ну, она тоже «делами Гарри Поттера» занимается, Ты берешь мои ладони в свои, крепко сжимаешь. Этот простой жест меня успокаивает, заставляет чувствовать, что все не так плохо, как рисует мое воображение сложившуюся ситуацию. Странно, как за эти два месяца ты изменил меня. Никому раньше этого не удавалось. Я всегда была крайне самостоятельной, независимой. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь думал, будто я хрупкая девушка, которой требуется защита. И, когда представлялся случай, тут же расставляла все точки над "i". Я могу за себя постоять. Желание доказать это и привело меня на Турнир. А сейчас… Мне хочется быть слабой, маленькой девочкой, чтобы ты, Билл, защищал меня от всего. Мне не хочется храбриться перед тобой (хоть иногда я все же делаю это), мне не стыдно, что ты знаешь мои слабые стороны, связанные с обороной. Мне надоело строить из себя неприступную стену, способную вынести любой штурм. Этакую француженку, которая отшивает всякого, кто ей придется не по нраву. Я наигралась в эти игры. Я хочу сдаться. Нет, я уже сдалась. Я хочу быть собой. И не только когда остаюсь одна, и никто не видит; я хочу быть собой, когда ты рядом. Мне нравится, что именно ты беспокоишься обо мне, ворчишь, когда я забываю об осторожности. Считаешь меня легкомысленной. Потому что это заставляет меня думать, что ты действительно дорожишь мной, что ты не из тех, кому приглянулось лишь мое личико, кто пошел на поводу у вейловских чар. Потому что я как могла старалась свести их использование к нулю. Я хотела быть точно уверенной в том, что твоя любовь исходит только от тебя, а не является следствием действия магии. Вот почему ты так дорог мне, вот почему я дорожу твоим вниманием, каждым твоим действием, обращенным ко мне. И сейчас как могу стараюсь сохранить это мгновение в своей памяти, быть может, пригодится при создании патронуса. Ты, наконец, собираешься с мыслями и начинаешь говорить. Я вижу, как для тебя это трудно, но мне, очевидно, следует это услышать. Твоя мать.. вот в чем дело. Я почему-то так и думала. Наверное, из-за того, что большинство конфликтов, в которые я была втянута в своей жизни, были связаны с представительницами женского пола. Наверное, поэтому у меня никогда не было лучшей подруги. В конце концов все упиралось в простую человеческую зависть. Их раздражало повышенное внимание ко мне со стороны противоположного пола, то, что они закрывали глаза на мои промахи, лояльнее относились ко мне в принципе. С парнями мне всегда было проще найти общий язык. Что неудивительно, я же вейла. А потому мне даже в чем-то понятно недовольство матери Билла. Наверняка, она, составив в своей голове особое мнение обо мне, опираясь само собой на газетные сплетни, которых в последнее время было предостаточно. Конечно, вся Англия считает, что я перевстречалась чуть ли не с половиной учеников старших классов в Хогвартсе, как только сначала разбила сердца трех участников Турнира. И да, это учитывая то, что Гарри всего четырнадцать лет. А почему бы и нет? Мы же, француженки, не отличаемся особой разборчивостью, и в своих нравственных принципах более чем вольны. Да, Билл, ты прав, меня тоже все это достало. Еще как… -… теперь просто нестерпимо. Она, представляешь, хочет взять под опеку мою личную жизнь. – я согласно киваю головой, и даже улыбаюсь. Мне все это понятно, хочу я сказать, а так же что я полностью одобряю то, что ты решил съехать. Удивительно, как ты вынес выносил все это так долго. Я хочу объясниться, высказать сожаление, что моя репутация (которая, кстати, не так плачевна, как описывает «Daily Prophet»), таким образом отыгрывается на тех, с кем я связываюсь. Но не успеваю, потому что ты продолжаешь говорить. Ты настолько оживился, что я даже задумываюсь, сколько же времени ты копил в себе этот негатив? Должно быть, с самого приезда из Египта. Бедный Билл… -… Решила мне девушку найти. Из Ор… ну, она тоже «делами Гарри Поттера» занимается, - от удивления я округляю глаза, и резко выпрямляюсь, - Quoi?* - я говорю так четко, что даже сама различаю в своей интонации командные нотки. Я даже не удосуживаюсь поправиться и перейти на английскую речь. Ничего, Билл и так все поймет, здесь нет ничего сложного. Сложно сейчас мне сдерживать себя, потому что я так и вижу, как в их милом тайном обществе типичная английская девица с кривыми зубами и веснушчатым лицом клеится к Биллу. И он ей мило улыбается. А вокруг хлопочет его предприимчивая мамаша, потирает ручки и думает о том, как бы до Рождества женить своего сыночка. Я закипаю. Настолько что даже не обращаю внимания на виноватый взгляд Билла, не думаю о том, что его чувства ко мне могут быть сильнее чувства уважения к родительскому мнению. Мне кажется, что они там уже все давно решили без меня, а сейчас он пришел рассказать, что между нами все кончено. -Девушка? Тоже занимается делами ‘Арри Поттера?! - возмущению моему нет предела. Освободив свои руки от рук Билла, я поднимаюсь со стула и занимаю свою «оборонительную» позицию лицом к буфету, спиной к Биллу. Скрещиваю руки на груди, чтобы ненароком не разбить что-нибудь. Я обижена. Так глубоко, что какое-то время просто стою и перебираю в своей голове все, что мне хотелось бы сейчас озвучить. Где-то очень глубоко внутри себя тот из моих разумных голосов, кто остался в меньшинстве, потому что все остальные в ярости, робко пытается докричаться до меня, что я зря злюсь, что только сама себя накручиваю. Что, возможно, я неправильно все поняла, и мне надо успокоиться. Но этот голосок затихает в гомоне других, одни из которых предлагают отправиться прямиков к матери Билла и высказать ей все, что я о ней думаю, другие советуют не говорить, а сразу свалить из этой чертовой Англии, раз никто не оценил по достоинству все, что я для них делаю. Так, стоп, а что такого я делаю? Я работаю на организацию, которая даже целиком не подчиняется волшебникам. Зато, со мной в этом городе стало на одного красивого человека больше, могли бы хоть за это сказать спасибо. Так нет же, красивая, да и не глупая к тому же, я все равно оказываюсь недостойна Билла Уизли. Да что они о себе вообще думают, эти англичане? Потом я буду корить себя за то, что так легко приписала Биллу мнение его матери. Чепуха какая. Но, всем известно, что в порыве люди совершают необдуманные поступки, говорят то, что противоречит всему и вся. Вот и я не выдержала. К тому же сыграл тот факт, что Билл так ничего и не рассказал мне об этом их тайном обществе, и сейчас это казалось мне существенным доказательством его неверности мне. - Quelle ironie!** Так значит, все-таки была девушка, к котог’ой ты сбегал de moi***? - спрашиваю я, развернувшись к Биллу лицом. Хотелось выпалить ему эти слова, но у меня не вышло. Вместо этого получилось как-то жалобно и тихо. Естественно, подразумеваю нашу с ним общую шутку. Смешно, очень. - А ты, Билл? Что считаешь ты? – Я задаю вопрос чайнику, который стоит справа от меня, и только потом смотрю в лицо Биллу. Не знаю, чего он от меня ждал, но вряд ли это было то, что творится со мной сейчас. Снова встретившись с ним взглядом, я понимаю, что моя злость не обоснованна. Билл-то уж тут точно не причем. Мне становится стыдно. Потом я думаю, что стыдиться мне нечего, не я же заварила всю эту кашу, а Молли Уизли. В первую очередь это я ей не нравлюсь, а уже потом она мне. Но не это сейчас главное, а то, что думает Билл. - Мне важно знать, - тихо, чуть ли не шепотом, но я продолжаю напирать. Возвращаюсь к Биллу, огибаю преграду в виде стола и останавливаюсь прямо перед ним. Убираю рыжие пряди с лица, запускаю свои пальцы в его волосы, обхватываю руками его лицо. Everybody's green Cos I'm the one who won your love But if they'd seen You're talking that way they'd laugh in my face So please listen to me, if you wanna stay mine I can't help my feelings, I'll go out of my mind. © The Beatles - You Can't Do That Теперь уже я держу паузу, пытаюсь собраться с мыслями, стоит ли мне говорить то, что вертится в голове. Мне трудно начать, потому что это будет означать то, что я выдам свой блеф, раскрою все свои карты перед Биллом. Если честно, не думала что я сдамся так скоро, но, когда еще, как не сейчас, когда все сомневаются в моей искренности к нему? Мне все равно, что думают другие, но я не хочу, чтобы Билл поддался их сомнениям. Это страшнее всего. Ведь Билл действительно дорог мне и я не хочу, чтобы нашим отношениям пришел конец из-за такой ерунды, как чужие сплетни и доводы. Понимаю, что глядя в его глаза, не многу произнести и слова, только разнервничаюсь еще больше, и, того и гляди, начну заикаться. Притягиваю его к себе за его рубашку и утыкаюсь лбом в его грудь. - Мне важно знать, потому что.. Потому что я приехала в Англию только из-за тебя, - и будь что будет. Даже если он решит меня бросить из-за другой англичанки, ему во-первых, как минимум придется жить с женщиной, которая будет шепелявить (потому что я непременно выбью ей подходящим заклинанием несколько зубов), а во-вторых, он до конца жизни будет мучится от того, что отказался от девушки, которая только ради него приехала в Англию. *что? **какая ирония! ***от меня
William Weasley: Я, может, и продолжил бы что-нибудь говорить, с трудом пытаясь объяснить всё, что со мной произошло, но Флёр меня перебила. Её «Quoi?» дало мне понять, что я всё сделал неправильно. Уж лучше бы, наверное, сказал напрямую, что моя мать считает, что она меня приворожила, чем говорить про девушку из Ордена. - Девушка? Тоже занимается делами ‘Арри Поттера?! Когда Флёр повторила мои слова, стало понятно, как она их услышала. Я старался подчеркнуть, что мать хочет чего-то несуразного, но для Флёр важным было другое. Это наша с ней шутка. Она мне рассказала, что думала, будто я сбегаю к девушке, когда я срывался по делам Ордена. Я ответил откровенностью на откровенность и сказал, что некоторое время подозревал, что ей нравится Гарри Поттер. Однако эта шутка не прижилась, слава Мерлину. Зато «девушку» я использовал постоянно, когда мне нужно было куда-либо – куда угодно – отлучиться. Я думал, что теперь над этим можно смеяться, тем более что я всегда старался вести себя с Флёр так, чтобы она поняла, что она – единственная и самая лучшая. Я не мог даже предположить, что опасения насчёт девушки не оставили её и хватит одного упоминания какой-то неизвестной девушки из Ордена, которая мне даже не нравится, чтобы их вернуть. Флёр высвобождает свои руки. Я, с трудом осознавая, что делаю, тянусь за ней, как будто это могло бы помочь её вернуть. Я настолько уверен, что всё сделал не так, что мне начинает казаться, что Флёр уходит навсегда. - Флёр, - зову я её. Получилось жалобно, но настойчиво. Я надеялся, что моя интонация скажет за меня, что Флёр меня неправильно поняла. Она отвернулась от меня и, как я догадываюсь, скрестила руки на груди. Ясно, что она обижена. Я растерян и расстроен и совершенно не могу подобрать слов, чтобы оправдаться. Я и раньше-то этого не мог, а сейчас тем более. К тому же, мы с Флёр ещё никогда не ссорились, я совершенно не представляю, как себя с ней вести. Я обхватываю голову руками, запускаю пальцы в волосы и сжимаю до боли. Я понимаю, что должен что-то сделать, что-то сказать, но не могу. А при мысли, что это конец, у меня сердце разрывается. - Quelle ironie! Так значит, все-таки была девушка, к котог’ой ты сбегал de moi? – снова слышу я голос Флёр. Звучит он уже не так обиженно, поэтому я рискую поднять глаза. - Нет, - одними губами произношу я, чувствуя, что голос меня совсем не слушается. Качаю головой. У меня в голове не укладывается, как Флёр могла такое подумать. Как вообще можно допустить, что я мог бы сбегать от неё к какой-то другой девушке? Я забываю, что ни разу толком не говорил Флёр, что я к ней чувствую, но разве это не очевидно? Мне не хватает сейчас голоса разума, который сказал бы мне, что и мне не очевидно, что чувствует Флёр, что и я в ней сомневаюсь и сам бы, наверное, ещё как разозлился, появись малейший намёк на неверность. Или не разозлился, а впал в уныние. Сейчас я склоняюсь ко второму, потому что страшно измотан. До этого мне придавали сил мысли о Флёр, я всё время мечтал о нашей следующей встрече, а теперь, если смысл моей жизни меня бросит, я, наверное, просто лягу и умру где-нибудь тихонько от изнеможения. - А ты, Билл? Что считаешь ты? – спрашивает Флёр, и я ловлю себя на том, что невидящим взглядом уставился в стол. Судя по боли в глазах, я давно не моргал. Вопрос сбивает меня с толку. Я и сам не знаю, что я считаю. Но, с другой стороны, я же поссорился с матерью, помнишь, Флёр? Я с этого начал. Разве это не говорит о моём мнении красноречивее, чем я когда-либо смогу сказать сам? Какой-то странный внутренний барьер мешает мне делать, что я сделал бы в нормальном состоянии. Я бы не просто мотал головой – я бы кричал: «Нет! Ни за что! Никогда!». Я бы вообще не допустил, чтобы Флёр отошла от меня. Ещё я бы страшно тараторил от волнения и не дал бы ей возможности понять меня неправильно. А если бы она всё-таки ушла, я бы вскочил вслед за ней, подбежал бы, обнял. И я бы совершенно точно не растерянно молчал бы сейчас, а ответил что-нибудь. Да так, что вопросов больше не осталось бы. Но… я продолжаю рассеянно молчать, пытаясь собрать мысли воедино. Я ведь много думал о нас. Настолько много, что начал планировать наше будущее. Заведём низзла*. Или крупа**. Или обычных каких-нибудь кошку или собаку. На подоконниках будут цветы в горшочках. Яркие занавески. По утрам кофе с пончиками. У меня очень странные представления об идеальном будущем, я знаю. Ты говоришь, что тебе важно знать. Я приободряюсь. Значит, не один я переживаю за наши отношения. Значит, всё по-настоящему, а мама ошибалась. Но я ещё не спешу радоваться. Встаю тебе навстречу. Чувствую, что какие-то слова вертятся у меня на языке, хочется что-то сказать. Моё молчание явно затянулось. Но ты останавливаешь меня своим прикосновением. Убираешь с моего лица волосы, которые я в порыве отчаяния разлохматил; сама запускаешь в них пальцы, успокаивая саднящую боль, которую я специально старался вызвать. Я трусь щекой о твою ладонь, желая, чтобы этого разговора никогда не было и всё было по-старому. Несмело обнимаю тебя за талию. Меня не покидает ощущение, что ты можешь снова разозлиться и влепить мне пощёчину за измену, которой не было. Мы смотрим друг другу в глаза, и мне кажется, что твоя обида прошла. Но как-то слишком быстро, так не бывает. Ты не получила нормального ответа на свой вопрос, так почему же? - Мне важно знать, потому что.. Потому что я приехала в Англию только из-за тебя, - говоришь ты, уткнувшись лбом в мою рубашку. - Putain!*** – выдыхаю я, не успев даже сообразить, что лучше сказать в такой ситуации, и обнимаю тебя сильнее, прижимая тебя к себе так, словно мы не виделись долгое время. Нет, не так. Будто только так я могу защитить тебя. Я целую тебя в макушку, затем прижимаюсь к ней щекой, глажу твои волосы, как будто пытаясь успокоить. Мысли беспорядочно носятся в голове. Всё становится на свои места. Почему Флёр приехала в опасную и незнакомую Англию сразу после школы, почему пошла работать в Гринготтс, хотя могла сделать блестящую карьеру в Министерстве, почему терпит меня два месяца. – Бедная моя, - шепчу я. – Вот и стоило приезжать сейчас, когда собирается война?! Я бы тебя подождал, - смеясь, отчитываю я Флёр. – Ты представляешь, в какое неудобное положение меня ставишь? – я продолжаю нести чушь, улыбаясь от облегчения. В голове у меня несколько более мрачная картина. Я был прав: я подвергаю Флёр страшной опасности. С самого начала. Если бы не я, она была бы в безопасности. Но теперь я сделаю всё, чтобы её защитить. Даже если мне придётся увезти её в Египет и заточить в одну из пирамид, наложив на неё страшные заклятия, через которые сам Дамблдор не пройдёт. – Мерлин, что я несу! – наконец одёргиваю я себя, перестаю сжимать Флёр (надеюсь, я её не сломал) и отступаю на шаг назад, чтобы лучше её видеть. Беру за руки (и теперь слегка сжимаю их – как выражение крайней радости), смотрю на всё ещё встревоженное и явно не понимающее моей чепухи личико Флёр, счастливо улыбаюсь. – Я чертовски рад, что ты приехала, - сказав это, я перестаю улыбаться. Я знаю, что я хочу сказать дальше, но мне всё равно страшно. Нет, я просто волнуюсь. Я никому никогда не говорил ничего подобного, я не знаю, что бывает после этого. – Я тебя люблю. И считаю, что у нас всё серьёзно. * Низзл (Лазиль) - маленькое, похожее на кошку, с пятнистым мехом, большими ушами и хвостом как у льва, очень умное, независимое и временами агрессивное существо; проникнувшись симпатией к ведьме или волшебнику, может стать замечательным домашним животным. ** Круп – порода собак, выведенная магами (очень преданы магам и агрессивны по отношению к маглам). Напоминает Джек Рассел терьера, только хвост раздвоенный *** putain! прост — чёрт!; вот те на!
Fleur Weasley: Твои сильные руки обхватывают меня, и я словно падаю в какое-то блаженное небытие. Мне больше ничего не нужно, правда. Я просто хочу чувствовать тебя рядом, согреваться от тепла твоего тела. Чувствовать себя защищенной. Укрой меня от всех бед, от электрического света, от несмолкаемого дождя за окном, от незнакомцев за дверью в мою квартиру.. Защити меня от меня самой, я не хочу, чтобы что-то пошло не так. А ведь я как никто умею все портить, рвать контакты, сжигать мосты... Я натренировалась в этом деле. Я привыкла никому не доверять свое сердце. Странно, что я до сих пор не поняла всей угрозы, нависшей над миром. Ты так много говорил об этом, а я будто бы и не слушала вовсе. Тот-кого-нельзя-называть вернулся. Он и прежде проявлял чудеса ловкости. Даже если так, мне кажется, ему будет гораздо проще противостоять, если знать, что у тебя есть что-то, чего нет у него. Чего ему никогда не узнать. Да, конечно, у меня есть семья, я могла бы бороться за нее, защищать Габриэль, но.. У нее есть родители. У папы есть мама, а у мамы есть папа. На каком-то интуитивном уровне я понимаю. что уже давно начала отдаляться от них, что я веду уже свою собственную жизнь. Теперь у меня есть ты, Билл. И, какая к черту разница, в конце-концов? Вернулся Темный Лорд, или не вернулся... Самым страшным могло оказаться то, что ты не любишь меня. Не знаю, чтобы тогда со мной было. Когда мы зашли в своих отношениях на приличное расстояние, вдруг отменить все разом. Нет, это было бы слишком жестоко. Но сейчас, чувствуя, как сильно ты прижимаешь меня к себе, все сомнения отходят на задний план. Ты ругаешься на французском, и я вдруг заливаюсь беззвучным смехом. Уроки не прошли даром. Я обнимаю тебя, зарываюсь лицом в твои волосы. Ты гладишь меня по голове, совсем как маленькую девочку. Но, мне ведь даже восемнадцати еще нет. Конечно, я маленькая, глупая девочка. Киваю головой, шепчу что-то на французском, потому что в принципе, перевод уже не столь важен. Что я боялась, будто бы не нужна тебе. - Вот и стоило приезжать сейчас, когда собирается война?! Я бы тебя подождал, ты смеешься, а я наконец отрываю лицо от твоей щеки и поднимаю непонимающий взгляд на тебя. - Да неужели? Так бы и ждал? - наверное, я немного переборщила со скептицизмом. - Даже когда все девушки Англе выстг'оились бы в очеРедь pour vous*, ты все 'авно думал бы о Française**, котог'ую и видел-то всего один г'аз? Êtes-vous sérieux? Ты серьезно? - я наигранно поднимаю брови. Что-то мне подсказывает, что нет. Билл же не приехал во Францию в тот же день, когда я уехала. Более того, он даже не подошел в день нашей первой встречи. Конечно, ему не зачем было спрашивать мое имя - его и так все знали. Но я-то о нем не знала ничего. – Ты представляешь, в какое неудобное положение меня ставишь? - я все-таки не удержалась и закатила глаза. - Quelle absurdité!*** Подумаешь! У вас в Англе не так уж и стг'ашно, - ну, если не считать некоторых представительниц прекрасного пола, из-за которых звание "прекрасный" может казаться крайне неуместным. - В любом случай, я уже почти научилась зазывать Патг'онуса! - я самодовольно улыбаюсь, буквально повиснув на Билле, обхватив его шею руками. Я могла бы стоять так еще очень долго, но ты вдруг пытаешься меня отстранить. Я в недоумении смотрю на тебя. Мне кажется, что все уже и так предельно ясно. Что я нужна тебе. А может, просто, мне и не нужно было ничего, кроме как признаться тебе во всем. Сбросить этот груз. Мне стало как никогда легко-легко, как будто все силы оставили меня, а остался лишь ты. Мне нравится это состояние невесомости рядом с тобой. Вот бы было так всегда.. – Я чертовски рад, что ты приехала, - я расплываюсь в улыбке и жду продолжения. Билл еще некоторое время медлит, но мне кажется, я почти знаю, что он хочет сказать. Например, что с ним никогда не случалось ничего подобного, что я единственная девушка в своем роде. Что-то похожее. Но вдруг.. – Я тебя люблю. И считаю, что у нас всё серьёзно. Когда смысл его слов наконец доходит до меня, я все равно не сразу верю в него. Мне кажется, этого просто не может быть. С какой стати? Откуда такая неуверенность в себе, Флер? Все логично и закономерно. Я смотрю в глаза Биллу, ищу подтверждения. Взгляд его теплых лучистых глаз, хоть и затененных усталостью, служит лучшим подтверждением. Уголки моих губ дрогнули. Я раздваиваюсь на части, одна из которых хочет кричать на весь мир о своем счастье, а другая не может оторвать взгляд от лица Уильяма и не может проронить ни слова. Я отвожу взгляд, смотрю в пол, как-то смущенно улыбаюсь. Поднимаю одну руку и касаюсь ладонью щеки Билла. Осторожно, как будто боюсь разрушить наступившую между нами идиллию, провожу пальцами по линии его скул, уголкам глаз. - Eh bien, si c'est le cas****, - почти шепотом выдыхаю я и дарю Биллу поцелуй. Такой, как никогда ранее. - Je t'aime, - я не могла сказать это не на французском. Я еще никогда никому этого не говорила. Я должна была прочувствовать, что значить, говорить эти слова. С придыханием, с несдерживаемым трепетом. Только тебе, любовь моя. Только для тебя. - Je t'aime, mon amour, - запуская пальцы в твои волосы, чуть громче повторяю я. Привстаю на цыпочки, чтобы быть ближе к твоим глазам, чтобы передать тебе напрямую то, что творится сейчас в моей душе. Буря светлых эмоций, растворяющаяся в блаженное умиротворение от мысли, что мы стали друг для друга нечто большим. Я люблю тебя. *к тебе **француженке ***какая ерунда/какой вздор! ****Ну, если это так
William Weasley: прости, что так мало. на меня напало косноязычие х.х Von Frauen heiß begehrt, hab' ich noch nie geliebt- Ja, ich blieb unversehrt in diesem ganzen Spiel vom Begehren, dem Spiel vom Verzehren. Я не обращаю внимания на комментарии Флёр. Она почему-то восприняла мою чушь всерьёз, так что я не собираюсь ей подыгрывать. Только крепче её обнимаю и радуюсь, что всё наконец-то прояснилось. Глупышка Флёр, ты опять меня неправильно поняла. Я имел в виду, что мы предназначены друг для друга и непременно когда-нибудь бы снова встретились. Возможно, несколько девушек «из Англе» спустя. Но это ведь не имеет значения. Я ведь… смешно представить, за всю свою жизнь ни разу по-настоящему не влюблялся. Такое ощущение, что я только сейчас начинаю жить, а всё, что было до тебя, было так давно, будто и не со мной вовсе. Если бы я в тот первый день это понял, я бы, наверное, тоже поехал во Францию, не задумываясь. Но тогда я вернулся в Хогвартс и ощущал себя настолько старше всех школьников, что мне и в голову не могло прийти взглянуть на кого-либо – даже на тебя, милая, - с какой-нибудь другой стороны. Мерлин! Я, кажется, только сейчас целиком осознал, что нас разделяют целых семь лет. И что ты ещё так юна. Хоть я и понимаю, что ты сильная волшебница, но теперь твой юный возраст меня тревожит. Что, если я не смогу тебя защитить? Получится, что ты сама себя погубила, приехав в Англию. Я этого не хочу, разумеется. Снова появляется желание спрятать тебя, чтобы никто не нашёл, но ты ведь не согласишься. Как жаль, что я не могу не покидать тебя. Einmal sind wir nicht mehr einsam, fühlen dann gemeinsam. Einmal lieben wir uns selig, unverwundbar ewig. Но к чёрту все мои заботы. Ты целуешь меня – и я забываю обо всём. Я чувствую, что теперь нас двое, теперь мы заодно, мы всё сможем преодолеть. Всё. Даже мою неуверенность в себе, когда я расскажу тебе, как боюсь тебя подвести. Теперь я буду учиться вылезать из своих мыслей и рассказывать их тебе, чтобы мы могли вместе найти решение. Один я явно не справляюсь и впадаю в панику. Ты шепчешь по-французски, что любишь меня. Я широко улыбаюсь, понимая, что никогда не был так счастлив. Мне вспомнилось, как ты учила меня этой фразе. Ну неужели уже тогда тебе не было очевидно, что я в тебя влюблён, как мальчишка?! И раньше тоже. Я особенно это и не скрывал никогда, поэтому мне и странно, что ты всё же тревожилась из-за какой-то там девушки. Мысли мои путаются, но я даже не пытаюсь привести их в порядок. Я целую тебя в лоб, повторив ещё раз: «Люблю». Мне почему-то всегда казалось, что очень страшно кому-то это говорить. Да, но только на секунду. Теперь я готов это повторять снова и снова. И вообще, счастье меня настолько переполняет, что… Не очень-то задумавшись над своими действиями, я подхватываю Флёр на руки и вместе с ней кружусь по комнате. Она даже легче, чем я себе представлял, так что я не спешу опускать её на место. Сначала ещё раз поцелую. И ещё раз. И пойму, что сегодня я точно не смогу её оставить. Наконец я решаю, что, пора её опустить. В кресло. Вместе с собой. Чай с мёдом благополучно забыт. - И что же мы будем делать дальше? – я сам иногда поражаюсь, как быстро могу переключаться с бешеной весёлости на совершенно серьёзный лад. Вот и сейчас от радости остался только весёлый взгляд (по крайней мере, я чувствую его весёлым), а мой тон серьёзен и едва ли не подавлен. Я не уточняю, о каком периоде времени я говорю. Я и сам не знаю. Меня устроит любой ответ. Что мы будем делать прямо сейчас? Ночью? Завтра? Всю оставшуюся жизнь?
Fleur Weasley: Как я могла думать, что ты относишься ко мне не всерьез? Нет, ну правда, что за детский сад. В конце концов я не кто-нибудь, а Флер Делакур, девушка, способностям которой под силам заполучить любого мужчину на свете, и дело тут даже не в вейловских чарах, которыми меня наделила природа, просто я сама по себе красива, умна, воспитана, и даже умею готовить. В общем есть множество причин, по которым стоит меня любить. И Билл был бы дураком если бы предпочел мне другую девушку. Да, о чем это я? Не стоит удивляться этому лирическому отступлению с самохвальным оттенком. Таким образом на меня подействовал нескрываемый энтузиазм Билла, с которым он ответил на мой поцелуй. А я, что тут скажешь, вне себя от счастья. Нет, правда, как бы слащаво это ни звучало, в данный момент меня меньше всего интересовало все, что происходит за границами метрового радиуса вокруг нас с Биллом. Пожиратели? Тот-кого-нельзя-называть? Да ну их всех.. Мне ровным счетом плевать на то, что наступили опасные времена, что каждый день кто-то может умереть. Мне сейчас так хорошо (хорошо-то как!) что кажется, можно умереть от счастья, ну или хотя бы свихнуться. Но в этих сильных руках Билла - человека, который меня любит (о чем он не перестает мне говорить, продолжая целовать мое лицо), мне ровным счетом ничего не страшно. Даже умереть. Хотя, если честно, умирать я не собираюсь, а собираюсь пожить в этом необычном состоянии неиссякаемого счастья еще как минимум некоторое время. Лучше целую жизнь. Он ведь это имел ввиду, когда признавался мне в любви, правда же? Что мы поженимся, купим свой дом, заведем детей и будем жить в свое удовольствие. Ну а точнее сначала поживем своем удовольствие, а потом уже будут дети. Ну с этим помогут родители, мама прекрасно воспитывает детей, да и Молли наверняка сунет нос в наши дела семейные... Да что это такое со мной?! Флер, возьми себя в руки! Он только полминуты назад сказал что любит тебя, а ты уже мысленно выбираешь себе свадебное платье! Угомони уже свое воображение! Ты внезапно подхватываешь меня и я невольно делаю сильнее хватку вокруг твоей шеи, прижимаясь к тебе всем телом. Да, чего уж там, я и от полетов на метле не в особом восторге, но и на маленьких высотах чувствую себя не то чтобы очень комфортно. Но ты ведь меня не уронишь, правда? - Ну все, хватит, поставь меня на место, Билл! – смеясь, уговариваю я его, но он прерывает меня еще одним поцелуем. И хорошо, и правильно, мне надо меньше болтать. В конце концов мы приземляемся в кресло, и я оказываюсь у тебя на коленях. - Так, laissez-moi réfléchir*, – на серьезный тон Билла я отвечаю с такой же демонстративной серьезностью, будто бы решаю крайне важную проблему мирового масштаба. - Рremière chose** я оставлю тебя спать здесь, на этом самом диване, а то на тебя без слез не взглянешь. И мне все ‘авно, даже если сюда заявится сам Министг Магии, я отпущу тебя только после того, как пгоспишься, ты меня понял, Билл Уизли? – но чтобы на всякий пожарный лишить его возможности долго думать я склоняюсь над ним и прикасаюсь губами к его шершавой щеке, покрытой рыжими веснушками, которые я так люблю. Подумать только, я уже командую. *дай мне подумать **первым делом
William Weasley: 10 ноября С того злополучного дня дела стали налаживаться. Всё прояснилось, я обрёл уверенность в себе и в наших с Флёр отношениях, я больше не сомневался. Более того, я почувствовал себя свободнее: меня отпустил страх привязаться и быть брошенным, надеяться и быть обманутым. Я склонен доверять людям сразу и навсегда и, зная за собой эту особенность, старался быть осторожнее и осмотрительнее. То есть, замыкаться и отталкивать от себя людей. С Флёр же моя выстроенная долгими годами защита пала, словно карточный домик. И меня это больше не пугало. Я с головой погрузился в это счастье, чувствовал себя легче и лучше, чем когда-либо. Я перестал переживать, биться, сопротивляться, я просто плыву по течению. Ничто не способно вывести меня из душевного равновесия, потому что я обрёл целостность, я нашёл свою половинку. Мы с Флёр живём душа в душу. Самозабвенно ссоримся несколько раз в день, но всё это не долго и не серьёзно: достаточно одной улыбки, чтобы прекратить разногласие; достаточно поцелуя, чтобы прекратить крики; достаточно объятий, чтобы предотвратить скандал. Мы всё так же мало видимся, лишь на работе, где побыть нам вместе не дают, и урывками после, но это не страшно, ведь наши минуты длиннее обычных. И, конечно, чем лучше у меня становились отношения с Флёр, тем хуже - с мамой. Она не оставляла надежд разлучить меня с Флёр, даже если ей не удастся впоследствии свести меня с Тонкс (Мерлин, да всем же уже очевидно, что она влюблена в Ремуса! Всем, кроме тебя, мама!). У меня новая тактика: я не обращаю внимания. Я слишком счастлив, чтобы позволять ей портить мне настроение. Но, конечно, оставалась война и постоянная угроза жизням родных и близких (за себя я переживал меньше всего). Но все волнения отступали, как только я встречался взглядом с Флёр. Она озаряла мою жизнь светом, вселяла надежды на будущее и отгоняла страхи и сомнения одним прикосновением. Она делала меня лучше, сама, наверное, того не замечая. Я уже не представлял без неё своей жизни, а потому всё чаще задумывался о браке. Это меньшее, что я мог сделать для неё - предложить свою любовь и защиту до конца жизни. А потому я не мог не обрадоваться втайне, что Флёр захотела съездить к родителям во Францию на некоторое время. Для меня же это означало возможность познакомиться с ними и испросить их благословления. Притом я не считал нужным советоваться со своими родителями. В общем, я вызвался её сопровождать, пошутив, что она не сбежит от меня так просто, и выдав за официальную цель визита своё желание её защищать.
Fleur Weasley: Моя голова кипит от работы, мне нужна разрядка >< Спустя без малого четыре месяца мое представление о жизни в Лондоне заметно изменилось. Если сравнить его с тем, как я видела перспективу проживания на Туманном Альбионе еще летом, с тем, что происходило сейчас, так просто небо и земля! Но оно не удивительно, когда ты влюблен. У нас с Биллом все просто charmant! Я люблю, когда он заявляется посреди ночи, если на его неофициальной работе (как называются нынче дела Ордена) выдается свободная минутка; люблю прикрывать его в Гринготтс, если он вдруг заснет прямо за рабочим столом на стопке счетов; люблю готовить для него что-нибудь вкусное и обязательно французское, потому что в английской кухне я не соперник для миссис Уизли чтоб ей завязнуть на своей кухне до скончания веков. Я люблю даже наши petits scandales*, потому что мириться еще приятнее. Да что там, мне кажется, я в принципе не могу долго держать обиду на Билла. И хотя инцидент на почве Тонкс уже давно исчерпан и превратился в шутку (мне даже жаль эту бедняжку, ее ведь, глупенькую, угораздило влюбиться не так удачно, как меня), Билл знает, что лишний раз при мне лучше не упоминать ни миссис Уизли, ни мисс Нимфадору Тонкс. Меня это нервирует. В общем-то, если бы не странные перемены в жизни магического сообщества, я бы пребывала в нескончаемой эйфории от своего теперешнего состояния. Я была, что называется, окрыленная любовью, но из-за положения действительности изредка мне все же приходилось спускаться с небес на землю. Одним из таких моментов было письмо, пришедшее в первых числах ноября из дома. В сущности, письмо это было больше похоже на кричалку, которую моя заботливая матушка отправила мне из лучших побуждений, обеспокоенная судьбой дочери, которая осела по ее словам "в самом очаге будущих волнений". Отлично зная свою мать, которая не имеет привычки рассуждать о политике и, в сущности, прибегает к этой теме в исключительно крайних случаях, мне стало ясно, что дело вовсе не в положении дел в Англии, а в военных действиях, развернувшихся в стенах нашего дома. Не в моих привычках выносить сор из избы, но, к сожалению, даже наша семья далека от идеала. Мама с папой давно привыкли играть на публику любящих друг друга людей, но перед нами с сестрой они расслабляются и показывают свои настоящие лица. Печально, что малышка Габриэль становится свидетелем их ссор. Слава Мерлину, она большую часть года проводит в школе. Как бы то ни было, я решила, что, наверное, сейчас самое подходящее время для того, чтобы навестить родных. Не дожидаясь Рождественских каникул. Я сообщила о своих намерениях Биллу, и он тут же вызвался меня сопровождать. Для меня это было приятной неожиданностью. Приятной, потому что сама мысль о том, что придется с ним расстаться даже на несколько дней, меня удручала. Неожиданностью, потому что мне пришлось поломать голову над тем, как представить Билла своим родителям, и какова может быть на это их реакция. Что ни говори, но мои родители тот еще подарочек.. Отпросившись с работы на день пораньше перед уикэндом, мы с Биллом собрались в дорогу. Взяв за привычку изредка оставаться у меня на ночь (на диване в гостиной, естественно) утром пятницы я была разбужена запахом кофе, доносившегося из кухни. Удивительно дело! Обычно первая вставала по утрам именно я. Видимо кто-то слегка нервничает и так и не смог заснуть. Наскоро одевшись, я бесшумно вышла из спальни и поймала Билла в объятья как раз, когда он колдовал над завтраком. Остальные сборы прошли размеренно-вальяжно. Наверное, неосознанно мы оба пытались отсрочить момент поездки. Не знаю что там у Билла творилось в голове в этот момент, но меня все еще волновало, что он может стать свидетелем наших семейных разборок. Посмотрит, испугается моей семейки и сбежит от меня, ей-богу! Но портал мозолил нам глаза своим голубоватым свечением, так что откладывать было уже невмоготу. Надев дорожные мантии (я с улыбкой покосилась на ботинки из драконьей кожи, который все так же красовались на Билле) мы с ним прикоснулись к зонтику-трости, который и служил этим порталом, и уже в следующее мгновение очутились за углом улицы Ронсар в двух шагах от моего дома. Вообще-то наше семейное поместье находится в Провансе, но зимовать мы предпочитаем на Монмартре. В городе веселее. Родители еще больше почувствовали необходимость в обществе, когда мы с сестрой пошли в школу. Отчасти, от этого общества и возник ряд проблем в нашей семье. Взяв Билла под руку, как будто мы уже были старинной парой, я повела его улочками, знакомыми мне с детства, к нашему дому, который, естественно, был скрыт от маглов. - Не волнуйся, mes parents sont merveilleux**, - сказала я, чтобы в большей степени успокоить себя, нежели Билла. Да что там темнить. Я еще никогда в жизни так не нервничала. Ну, разве что перед встречей с драконом. - Merci Merlin, vous êtes chez vous! Chérie, comment puis-je vous manquez!*** - мама в своем репертуаре. Едва увидев меня на пороге, сразу бросается меня обнимать, но, делает эта так, чтобы не дай бог не повредить свой макияж. Ослепительна в своем домашнем фиалковом шелковом платье, так что я даже чувствую себя блеклой на ее фоне – в джинсах и белой блузке. Ну еще бы, она ведь вдвое больше вейла, чем я. Закончив приветствовать меня, мама сразу же переключилась на Билла. - Ma chère, où il nous a amené à une telle beauté?**** - я непроизвольно закатила глаза, хотя дала себе обещание этого не делать в присутствии Билла. Не хватало еще, чтобы моя мать начала флиртовать с моим парнем, а то я ее знаю. - Pardonnez-moi, вы, наве'гное, тот самый Билль Уизлей? П'гошу вас, п'гоходите. Будьте как дома, - и она улыбнулась ему одной из своих сияющих улыбок. Кажется, это был №7 - учтивое, но искреннее радушие. Ну что ж, дом, милый дом. Приехали. *маленькие ссоры **мои родители психи, сматываемся замечательные люди ***Слава Мерлину, ты дома! Дорогая, как же я соскучилась! ****Откуда это к нам такого красивого дяденьку занесло?
William Weasley: Принять решение было не сложно: я любил Флёр и непременно хотел на ней жениться. Однако я многого не предусмотрел, и многочисленные вопросы хлынули в мою голову в ночь перед нашим отъездом. Что если я не понравлюсь её родителям? Что если они не знаю английского? Что если они сочтут меня полным тупицей, исходя из моего ничтожного знания французского? Мысль о языковом барьере заставила меня открыть глаза и рывком сесть на диване. Флёр мирно спала, а я начинал чувствовать зачатки паники. Что если мои родители будут категорически против? Что если заставят выбирать между ними и Флёр? Я выберу её. Но что если родители Флёр, узнав, что мои родители против нашего брака, тоже будут против? Согласится ли Флёр вообще выходить за меня замуж против воли родителей? Не наплевать ли сразу на волю наших родителей? Не сделать ли ей предложение прямо сейчас, не дождавшись даже утра? Я расхаживаю по гостиной в задумчивости. Уснуть мне явно не суждено. Сварю кофе. Некоторое время спустя я расхаживаю уже по кухне – в одной руке англо-французский разговорник, в другой волшебная палочка – я не даю аромату кофе разбудить мою спящую красавицу. Эх, Флёр, если бы ты могла предположить, что когда-нибудь подобный план придёт в мою голову, ты бы лучше учила меня французскому. Несколько часов и чашек кофе спустя я понимаю, что моя голова не в состоянии вместить ни слова больше. По крайней мере, без завтрака. Тогда я убираю разговорник подальше – не хватало ещё, чтобы Флёр догадалась о моём волнении – и начинаю готовить завтрак. Английский, потому что другого я не умею. Печь круассаны и варить кофе превосходно получается у Флёр, мой же кофе могу пить только я – и то только потому, что у меня другого выбора нет. Зато я умею жарить яичницу с беконом или сосисками и тосты. И чай, конечно же. Меня бы посадили в Азкабан, если бы я не умел достойно заваривать чай. Запах готовящегося завтрака заставил мои мысли принять более приятное направление. Насколько роскошной или, наоборот, скромной должна быть свадьба? Кого и в каком количестве приглашать? Где мы проведём медовый месяц и где будем жить после этого? Сколько детей завести и насколько сразу? Здесь-то меня и поймала Флёр – уже успокоившегося, в хорошем расположении духа, оптимистично-романтично настроенного на будущее. А ведь ещё полчаса назад я лихорадочно бормотал французские фразы, словно помешанный. Не скажу, что волнения совсем оставили меня, но теперь, обнимая тёплую ото сна Флёр, я решил, что мы со всем как-нибудь разберёмся. Мы не очень-то спешили: не торопясь позавтракали и помыли посуду – руками, как маглы, потому что иногда приятно что-то делать руками и вместе; заправили кровать, попутно подрались подушками, собрали вещи, несколько раз проверили, всё ли взяли, а потом я наблюдал, как Флёр выбирает, что ей надеть, и на всякий случай одобрял всё, что, впрочем, никак не повлияло на время сборов. Этот утренний ритуал меня бесконечно веселил. Неужели она сама не замечает, что она неотразима вне зависимости от того, что на ней надето? Наконец она остановила свой выбор на джинсах и белой блузке (хвала Мерлину, она мыслит практично: нам всё-таки предстоит путешествие), и мы, надев дорожные мантии, перемещаемся в Париж. Флёр выглядывает из-за угла, чтобы удостовериться, что нам удалось остаться незамеченными, я же пользуюсь моментом и оглядываю тот кусочек города, что доступен моему зрению. Я ожидал, что это место будет хранить какой-то отпечаток того, что здесь жила Флёр, но реальность не отвечала моим глупым сентиментальным размышлениям. Флёр взяла меня под руку и повела меня узкими улочками к своему дому. Я, изо всех сил стараясь не выглядеть туристом, тем не менее, любопытно и несколько лихорадочно озирался – я пытался запомнить дорогу на случай, если родители Флёр выгонят меня из дома или я сам сбегу, на следующий же день заскучав по Англии и понятному мне языку. - Не волнуйся, mes parents sont merveilleux. Мы остановились перед дверью, собирая остатки храбрости, чтобы войти внутрь. - Я в этом уверен, - отвечаю я с улыбкой и целую Флёр на прощание в макушку – Мерлин знает, когда мне теперь это доведётся. – Сама не волнуйся, - чуть ворчливо и притворно обиженно поддразниваю я Флёр, скрывая тем самым собственный мандраж, от которого у меня сердце забывает биться. Не успели мы войти, на нас тут же обрушилась лавина французского щебета и ласк матери Флёр. В первые секунды я не понимал ничего и даже не мог по интонации примерно догадаться, о чём шла речь. Мне оставалось лишь вежливо улыбаться и наблюдать за приветственным ритуалом матери и дочери и ждать своей очереди. Мадам Делакур не замедлила обратиться ко мне, и из её речи я понял только, что она назвала Флёр «моя дорогая» и спросила её что-то про «где» и «красоту». Наверное, по замешательству на моём лице она догадалась, что я совсем её не понял, и перешла на английский – вот уж чего я совсем не ожидал. - Oui, madame, - нашёлся я наконец, - je suis Bill Weasley,* - я решил компенсировать свой ужасный акцент манерами, а потому слегка поклонился и поцеловал протянутую мне руку. - Maintenant, je vois, de qui Fleur a hérité la beauté**, - эту фразу я учил половину утра и произнёс без запинки, я молодец. Но я не думал, что мои слова окажутся настолько правдивыми: от красоты мадам Делакур захватывало дух, я едва не забыл, зачем сюда вообще приехал, если только не посмотреть на неё. Мадам Делакур пригласила нас пройти и увлекла за собой в глубину дома. Я смог спокойно выдохнуть – меня как минимум не выгнали тут же, я зашёл в дом. Довольный собой, я повернулся к Флёр за одобрением и поддержкой. Мне ужасно хотелось сказать ей что-то, как-то прокомментировать произошедшее, но не мог подобрать слов: французских я не знал, а английские мадам Делакур тоже в состоянии понимать. Интересно, насколько хорошо она знает английский? Подозреваю, она не совсем знакома со сленгом, но проверять я пока не рисковал. Может, Флёр тоже не знает. Нам срочно необходим тайный язык. * Да, мадам, я Билл Уизли. ** Теперь я вижу, от кого Флёр унаследовала свою красоту.
Storyteller: ОСС: надо бы уже закруглиться, чтобы потом подробнее отыграть ^^ В этот знаменательный день Билл Уизли все-таки познакомился поближе с семейством своей будущей жены. Доподлинно не известно, был ли он этому обстоятельству рад, но по результатам встречи можно сказать с уверенностью, что мадам Делакур в своем будущем зяте души не чаяла, чего точно нельзя сказать о месье Делакур. Последующей день выдался тяжелым для обоих сторон, и Флер, тщетно пытающаяся свести к минимуму желание ее отца отыграться на "новеньком" за весь тот кошмар, что воцарился в его (мсье Делакура) браке, вконец выбилась из сил, вынуждена была ретироваться и пустить все на самотек. Но это уже совсем другая история...
полная версия страницы